Не открывайте глаза, профессор!
Шрифт:
— Идеальная! — леди Галада поджала тонкие губы. — Дочь лафийца — возможно, но вот крови дуплиша в ней нет, а то, что есть — яд, а не кровь! Что ж… Древо Де Гро пятнает себя ещё и гнусной бессмысленной ложью.
— При всём уважении к милой фэрле Глании, — вмешался в разговор Мортенгейн, — я бы действительно не очень-то бы хотел видеть в своей спальне и своей постели вот это вот… — он бесцеремонно кивнул в сторону Агланы — мне было привычнее хотя бы мысленно называть её так.
— «Это»?! — возмущённо тряхнул шикарными прядями папаша-фэрл. — Выбирайте выражения, господин Мортенгейн!
— Я сказал то, что хотел сказать.
— Что-о?! — рыкнул, точно взъерепененный пудель, Де Гро.
— Что-о-о?! — протянула почтенная мать Мортенгейн, а Аглана взглянула на меня даже не с яростным, а по-детски обиженным видом, какой мог появиться у малыша, который собирался откусить кусок пряника с сочной глазурью, а вместо этого угодил зубами в деревяшку.
— Что? — тупо повторила я. Мортенгейн же чуть вытолкнул меня вперёд.
— Прошу любить и жаловать — моя ненаглядная любимая невеста, будущая единственная жена и мать моих детей, моя истинная пара Матильда Вэйд!
Нет-нет-нет, это какой-то кошмарный сон, в самом деле! Я постаралась отцепить пальцы профессора от своего предплечья, но они впились несгибаемыми стальными клещами.
Да он… он же всё подстроил! Он издевается надо мной! Сейчас он швырнёт меня этим сумасшедшим, как тряпичную утку разъярённым псам, избавившись, таким образом, от всех проблем разом — пусть меня жрут!
— По-моему, вот она-то совершенно идеальна, — с преувеличенным энтузиазмом продолжала блохастая скотина, я невольно бросила взгляд на побагровевшую от возмущения и временно онемевшую матушку. — Очаровательная юная дева…
— Безродная человечка, дешёвая постельная грелка и не больше, Вартайт, угомонись! — ожила, наконец, леди Галада, а я некстати вспомнила, что и она — дуплиш, то есть, дуплишия, а значит в любой момент может обернуться и оторвать мне голову.
— Человек! — взвыл красноглазый и — я едва не подавилась воздухом — извлёк из кармана аккуратно сложенный шёлковый платочек. Аккуратно промокнул уголки глаз.
— Долой предрассудки, вы же сами так говорили! — оптимистично и преувеличенно легкомысленно заявил Мортенгейн. — Итак, что там у нас по списку? Образованная, правда, по успеваемости пятая с конца на курсе, но всё ещё можно нагнать. Я буду лично с ней заниматься, так что необходимые знания она получит, и даже больше… — прозвучало это как минимум угрожающе. Я снова попыталась высвободить руку и буркнуть что-то вроде «господин профессор, вы забыли спросить моё мнение!».
— Милая Матильда самоотверженна и заботлива, она самолично занималась моим выздоровлением, после полученных тяжёлых травм… думаю, она будет выступать свидетелем при моём встречном иске против древа Де Гро в Магистрат, — не обращая
Выхухоль небесная!
Фэрл, кажется, явно вознамерился грохнуться в обморок, во всяком случае, он коротко обернулся, удостоверился, что за его спиной рояль, и начал медленно закатывать круглые, чуть навыкате вишнёвые глаза. Госпожа дуплишия глотала воздух, как вытащенная на берег рыба, и, судя по всему, раздумывала, то ли присоединиться к несостоявшемуся свату, то ли кастрировать любимого сына, а заодно прихлопнуть мерзкую пронырливую девку, на этого самого сына покушавшуюся.
— Я не беременна, скотина вы этакая! — я наконец-то разжала челюсти. Между прочим, никто не просил меня ему подыгрывать! Шут, а не профессор Храма науки… а я-то хороша — размякла в крепких мужских объятиях, расчувствовалась, поверила, наконец!
— Откуда ты знаешь, милая? — приподнял брови Мортенгейн. — Всего только месяц прошёл, как ты меня совратила, на таких маленьких сроках могут ошибиться даже опытные акушеры-целители. Надеюсь, очень скоро мы порадуем мамочку внуком. Или внучкой. Или… В твоём роду, дорогая, случайно, не было двойн?!
— Я не беременна! — проскрипела я, разворачиваясь к профессору. — Мы не…
— В первый-то раз не удержались. Ты, как будущий целитель, должна знать — одного раза вполне достаточно.
— Ты-ы-ы! — вопль матушки Галады куда больше походил на волчий вой, чем на человеческий голос, причём несчастной волчице явно чем-то тяжёлым прижали хвост. — Ты-ы-ы собрался повесить себе… и мне на шею такое ярмо?! Такой позор? Человечка, падшая женщина, да ещё брюхатая человечьим отродьем?!
— Не выражайся, мама, здесь дети, пусть ещё и нерождённые! — строго возразил профессор. Пальцы ещё крепче сжали моё плечо. — Я требую уважения к будущей юной леди Мортенгейн!
Фэрл рухнул-таки на рояль, запрокинул голову, шелковистые густые волосы рассыпались по плечам, прикрывая вязь татуировок на скулах — в других обстоятельствах я бы непременно позавидовала его нездешней фарфоровой красоте.
Выхухоль небесная… Мне нравился Мортенгейн, что уж там сочинять — я успела влюбиться в него по уши, но я не была готова к спонтанному браку исключительно в пику матери и невесте, чем-то там не угодившей жениху — да и к материнству тоже не готова! Я хотела учиться и работать, а от одного вида будущей свекрови кровь сворачивалась в жилах… Совершенно ужасная тромбообразующая свекровь мне просто по состоянию здоровья противопоказана!
— «Леди Мортенгейн» — вот эта никчёмная девка?! Какая-то бесполезная бездарная пустышка?! Мать моих внуков — вот эта рыжая оборванка?! — надрывалась матушка. — Да каких там внуков… жалких человеческих…
Не знаю, что могло произойти дальше. Кажется, я уже успела выйти из ступора и запоздало возмутиться. Саркастичная небрежная маска Мортенгейна тоже на миг уступила место совершенно не наносной злости. Мне даже показалось, что сейчас он отвесит матери самую банальную оплеуху.
Но до этого не дошло. Мортенгейн сдержался и снова беспечно заулыбался.