Не в силах устоять
Шрифт:
— Так, царапина. Я упал с лошади. Все вышло как-то неловко.
— Понимаю.
Желая прекратить дальнейшие расспросы, он приподнял угол клетчатой салфетки, прикрывавшей корзинку, чтобы можно было почувствовать аромат жженого сахара и специй.
— Пирожные с кремом, прямиком из духовки.
Она так глубоко вдохнула аромат пирожных, что натянулась ткань ее шерстяного платья, обрисовав грудь.
— Приготовлены так, как вы любите, — сказал он, стараясь этого не замечать.
— С кремом? — Она облизнула губы.
— Горячие
— А они не могут подождать до полудня? Или мы должны съесть их прямо здесь и сейчас? — Элиза усмехнулась. — Конечно, теплый крем потечет по нашим подбородкам, но прелесть пикников состоит в том, что можно отбросить манеры и начать облизываться!
«Избавь меня от искушения, дьявол».
Схватив поводья, Гриф быстро переместился по другую сторону лошади и повел ее в прохладную тень конюшни. Неужели она нарочно мучила его рассказом о языках, слизывающих крем с подбородков?
У него взмокла спина.
— Я думаю, они продержатся, — только и смог вымолвить он. Правда, сказать такое же про самого себя он не мог. Он поклялся быть джентльменом. Но так же, как хрустящая корочка пирожных, его решимость оказалась под угрозой рассыпаться.
— Вот и хорошо, — сказала она слишком весело. — От предвкушения все часто становится еще слаще.
— Вы правы.
К счастью, едкий запах конюшни и сена помог подавить его похотливые мысли. К тому времени как он расседлал лошадь, его своенравное тело уже было под контролем.
Элиза ждала его у загона для выездки лошадей. Она сидела на верхней перекладине ограды спиной к нему, и ему были видны ее четко обрисованные ягодицы. Она сняла шляпу и подставила лицо лучам восходящего солнца, пробивавшимся сквозь редеющие облака.
Услышав его шаги, она соскочила на землю и вернула на место шляпу. Шляпка немного помялась и выглядела забавно на ее великолепных густых волосах.
Ему захотелось снять этот смешной головной убор и скормить своей лошади.
— А вы не опасаетесь веснушек? — спросил он. — Мне казалось, что леди до смерти боятся, что они испортят их идеальную внешность.
— Вы привыкли к рафинированным чувствам лондонских красавиц. — Она немного вздернула подбородок. — А мне нравится чувствовать солнце на своем лице, — добавила она с вызовом. — И поскольку мужчины никогда не упадут в обморок от моей внешности, зачем мне заботиться о том, что мой нос усеян веснушками?
— И вправду, зачем?
Дело в том, что Гриф находил ее веснушки довольно привлекательными. Они придавали ее лицу особую прелесть. В отличие от гладкой, беломраморной кожи светских красавиц, казавшейся ему бесцветной.
Возможно, слово «безжизненной» подошло бы лучше.
— Что именно вы хотите увидеть в поместье, лорд Хадден? — спросила она, завязывая ленты шляпы.
— У меня есть список… — Он вдруг обнаружил, что оставил свою касторовую шляпу в конюшне, и обрадовался. Как приятно будет почувствовать, как ветер
— Как это вам удалось? — восхитилась она.
— Все дело в запястье, — объяснил он, продемонстрировав быстрое вращательное движение. — Этому учишься, закидывая удочку или бросая мяч, играя в крикет. А также когда прибиваешь сломанные ставни.
— Оказывается, у вас много талантов.
Стоит ли чувствовать себя оскорбленным от того, что бросание шляп и забивание гвоздей оказались самыми первыми в ее списке? Но он улыбнулся.
— Я сочту это комплиментом, даже если вы не имели это в виду.
Она смутилась.
— Вы что-то сказали о списке. Может быть, начнем?
Он достал лист и перечислил участки, которые хотел бы осмотреть.
— Интересный выбор, — отметила Элиза и немного задумалась. — Ваш друг разбирается в ландшафтном дизайне.
«Так же, как и ты, — подумал Гриф. — Только тот, кто знаком с особенностями этого искусства, усмотрел бы связь».
— Идите за мной. Мы начнем с южной стороны сада и обойдем вокруг озера.
Он пошел радом с ней.
Они шли молча. Гравий хрустел у них под ногами, листья шелестели над головами, сливаясь с щебетанием птиц. Где-то недалеко послышалось уханье совы, и от этого звука маленький зайчонок, испугавшись, метнулся в заросли черносмородиновых кустов. Гравий кончился, они пошли по мягкой траве, и Гриф ощутил, как от земли поднимается вверх тепло.
Многолюдные улицы и заляпанные конским навозом мостовые Лондона мгновенно утратили свою привлекательность. Вдыхая свежий воздух, он с отвращением думал об удушливом запахе сажи и других вредных и нездоровых запахах большого города.
Деревня. Земля и воздух. Солнце и зелень леса.
Возможно, настало время вернуться домой. Туда, где многочисленные Дуайты ходили по земле до него. Место, где укоренялось и росло все живое. Место, которым он мог бы гордиться и передать будущим поколениям.
— Как видите, сэр, использование вдоль канавы низкой изгороди позволяет открыть вид на реку.
Слова Элизы прервали его размышления.
— Браун оставил эту линию кустов, чтобы определить место, где он открывается. Я имею в виду вид. Умно придумано, разве не так?
— Так. — Он достал блокнот и карандаш. — Интересно также, как он использовал…
Последующие несколько часов они пересекали поля, взбирались и спускались с холмов, изучали контуры земли и то, каким образом этот знаменитый дизайнер использовал форму, цвет и текстуру растений так, чтобы они вели взгляд человека по этому естественному ландшафту. Это был замечательный опыт, который радовал еще больше от того, что рядом была такая спутница, как Элиза. Гриф восхищался не только ее прелестной фигурой, но и живым умом.