Не все мухи попадают в Ад

Сыров Владимир

Как же больно!

Больше нет мухи. Есть большой… черный пес. Сильный. Голодный.

…еще… нужно… больше…

В голове каша. Воспоминания – обрывки. Андрей… муха… ВЕЛЬЗЕВУЛ… собака… Всё смешалось. Остался… только… голод. И… жажда… силы.

…Повелителя… нет…

…Я… повелитель…

…Тьма…

***

Тьма.

Глухая, вязкая, бездонная. Потом – резкий рывок, будто кто-то выдернул меня из липкой трясины и бросил в кипящий котел ощущений. Мир обрушивается лавиной запахов – мокрый асфальт, выхлопные газы, сладковатый запах гнили из переполненного мусорного бака. Звуки – скрежет тормозов, лай собак, далекие сирены – бьют по барабанным перепонкам, вызывая тупую боль в голове. Лапы… четыре лапы. Неуклюжие, слишком большие, но… мои. Я… собака? Большая, черная, с густой, взъерошенной шерстью.

Как…?

Обрывки воспоминаний, бессвязные, словно кадры из чужого фильма, мелькают перед внутренним взором. Муха… сетка из тысячи солнц… жужжание… чей-то голос… Повелитель… сила… Что это? Где я? Кто я? Голова мутная, мысли путаются, не желая складываться в цельную картину. Вспышки – гниющий фрукт… теплая кровь… собака… поглощение… Нет. Не понимаю. Слишком много информации, слишком… всё… слишком.

Инстинктивно делаю шаг, потом другой. Лапы послушно выносят меня из темного угла двора, на залитую солнечным светом улицу. Внутри – зудящее беспокойство, глухая, тянущая боль, словно внутри зияет пустота, которую необходимо заполнить. Но чем? Непонятная цель манит вперед, как невидимый поводок. Что-то… нужно сделать. Найти… кого-то…

Подходящая форма.

Голос… снова этот голос. Глубокий, вибрирующий, словно проникающий в самую суть моего существа. В моей… голове? Чей он? Мой? Нет… чужой. Но… я его слушаю.

Нужна… новая оболочка.

Сильнее.

Больше.

Пересекаю дорогу, чуть не попав под колеса проезжающего мимо автомобиля. Водитель сигналит, гневно кричит что-то мне вслед. Не обращаю внимания. Впереди… вижу их. Женщина. Молодая. Велосипед. Ребенок. Маленький. Пухлый. Розовый.

Мать отходит… Тело осталось одно, без защиты.

…Да… он… подходит…

…Идеально…

В глазах вспыхивает красный огонь. Тело напрягается, каждая мышца дрожит от предвкушения. Из груди вырывается низкое, утробное рычание. Еще мгновение – и я срываюсь с места. Молниеносный бросок. Острые клыки. Крики. Всё происходит как в тумане, словно кто-то нажал на кнопку ускоренной перемотки.

…поглотить… изменить… стать… сильнее… больше…

Клыки встречают неожиданно слабое сопротивление. Хруст ломких костей. Пронзительный крик – и теплый, соленый вкус крови заполняет пасть.

Нет! Прекрати! Что ты делаешь?! Внутри всё

кричит, бьется в агонии. Но этот голос… мой голос… тонет в ревущем монстре голода, захватившем мой разум.

…Это не я…

это… ОНО …

его желание…

его сила…

Пытаюсь вырваться из-под контроля, но не могу. Тело движется само, подчиняясь чужой, темной воле.

…Боже, помоги…

останови меня…

Но голос тонет в вихре чудовищного голода, в пульсирующей темной энергии, вырывающейся изнутри. Темные нити вырываются наружу, опутывают маленькое тело, вгрызаются в нежную кожу. Рву плоть, не чувствуя ни боли, ни сожаления. Только жгучую, всепоглощающую жажду.

Темные нити пульсируют, сжимаясь все туже. Тело ребенка искажается, расплывается, словно восковая фигурка в пламени. Остается лишь пустая одежда и энергия. Чистая, яркая, слепящая. Она втекает в меня мощным потоком, обжигая, разрывая изнутри.

Выбежала мать. Увиденное парализовало её. Большая чёрная собака, прижавшая её ребёнка к земле… Кровь… разорванная одежда… Мир вокруг померк, звуки слились в неразборчивый гул. Страх, ярость, ненависть – эти чувства накатили на неё одновременно, душащей волной, отнимая дар речи и способность двигаться. Но материнский инстинкт оказался сильнее ужаса. Она бросилась вперёд, спотыкаясь, задыхаясь от крика, застывшего в горле.

Но преодолев парализующий страх, за доли секунд добравшись до места, где ещё мгновение назад видела собаку, не обнаружила её. Сын сидел на земле, в порванной, окровавленной одежде, бледный, словно полотно. Его кожа слабо сияла чем-то едва уловимым. На лице застыло выражение дикого ужаса и недоумения. Нападавшего не было. Лишь тонкий слой пепла кружился вокруг ребёнка, оседая на траву. И кровь. Много крови.

Мать бросилась к «сыну», прижала его к себе, целуя в макушку.

– Мама…, – прошептали чужие губы. Женщина не заметила ни странного блеска в глазах «ребенка», ни неестественной жесткости его движений. Не почувствовала исходящего от него холодного, чуждого запаха. Она была слишком счастлива, что ее малыш цел.

А внутри… внутри новой оболочки бился ужас.

…Что я сделал…

…Боже…

…что я сделал…

Оболочка приемлемая…

Мысленно я кричал. Но этот крик – жалкая трещина на монолите чужой воли, чужой силы, чужой сущности. Темная волна захлестывала его, стирая последние осколки личности, воспоминаний, самого себя.

Я… исчезаю…

И вместе с ним угас и ребенок. Его собственное «я», его маленькая жизнь, его мысли и чувства – все поглощалось ненасытной пустотой, заполнявшей теперь это тело.

Пустота внутри утихла. Голод исчез. Голос замолк.