Небо в огне

Токацин .

– Хшшш! – сердито отмахнулся Хифинхелф. – Алссек, ну ты хоть додумалсся надеть досспехи…

Каменная плита еле слышно зазвенела, входя в паз – тоненько, как стекло, и о её тяжести сказала только едва заметная дрожь, прокатившаяся по полу. Алсек поёжился – подземный сквозняк неприятно холодил мокрые плечи – и поспешил зарыться в толстые одеяла из мягчайшего крашеного мелнока. Отсюда, со дна большой лодки, сплетённой из ветвей тикорина, уже не видна была грубая кладка стен – только яркие фрески над цепочкой золотых пластин. Бурная небесная река пересекала потолок с востока на запад, и

сотни крохотных лодок-раковин теснились у берега, пропуская огромный сверкающий корабль Згена. У северо-западной стены стоял, разглядывая фреску с погребальным костром, Хифинхелф, еле слышно шипел и качал головой. Потом отошёл от стены, неуверенно шагнул к ложу-лодке, оскалился и опустился на устланный циновками пол.

– Хиф! – окликнул его Алсек, выглядывая из-за борта. – Ты чего? Снова замутило?

– Хэсссс… - во взгляде ящера недоумение смешалось с испугом. – Шшто это за комната, Алссек? Почему насс ссюда завели?

– Потому что наше очищение не закончено, - терпеливо сказал изыскатель, покосившись на солнечный корабль – объяснения эти произносились не первый и даже не второй раз, но Хифинхелф не успокаивался. – Мы будем спать тут, в Покоях Бабочек, и боги пошлют нам мир в мыслях, изгонят из крови дурной жар. Ложись, Хиф, тут мягкая постель.

– Хшшш, - недовольно покосился на него ящер. – Почему тут сспят в лодке? Шшто сстало сс тем, кто жил тут до насс?

Алсек вздохнул.

– Уймись, Хиф. Никто пальцем тебя не тронет, пока ты здесь. Почтеннейший Гвайясамин пытается нам помочь, вот и всё. Тут всегда стояло такое ложе, оно просторное и удобное. Тот, кто был тут до нас, ушёл с радостью в сердце, и страх покинул его навеки. Ложись!

Он подвинулся, освобождая место для иприлора. Тот отшатнулся и громко зашипел.

– Я буду спать тут, на полу, не в этой постели мертвецов!

«Зген всесильный!» - Алсек изумлённо мигнул. «Только не рассказывать Хифу, для чего построены Покои Бабочек. Только не рассказывать…»

– Хиф, погоди, - нахмурился он. – Если ты ляжешь там, и кто-нибудь в самом деле придёт с дурными намерениями – как я успею встать, чтобы тебе помочь? А один ведь не со всяким врагом справишься. А если прийдут за мной – успеешь ли ты вступиться?

Ящер зашипел, его язык тревожно задрожал. Неохотно он поднялся с циновок и перебрался через борт лодки.

– Я буду защищать тебя, Алссек, - хмуро сказал он. – До тех пор, пока мне не вырвут ссердце. Нам надо попрощатьсся ссегодня – не знаю, увидимсся ли мы утром.

Изыскатель подавил раздражённый вздох и положил ладонь на грудь Хифинхелфа.

– Клянусь всеми богами, что никто не тронет тебя, - сказал он. – Спи спокойно, Хиф, пусть тебе снятся бабочки.

Алсек смутно надеялся, что Ксарна, проведший тут ночь перед тем, как его увели к реке, выглянет ненадолго из дома дождей и что-нибудь расскажет – и его надежды оправдались. До утра ему снились весенние ливни, молнии, сплетающиеся в небесах, шелест тростника над рекой и мелкие перламутровые ракушки на мелководье.

Он проснулся не от лязга отползающей плиты – покои открылись бесшумно – а от яростного шипения Хифинхелфа. Ящер вскочил, перекатился через борт лодки и растянулся на полу, махая лапами и

хвостом, как упавший на спину жук.

– Хиф! – Алсек кинулся к нему, но запнулся о борт и мешком вывалился из лодки. Ящер шарахнулся от него, судорожно ощупывая грудь.

– Хсссс… Ихшшши…

– Силы и славы, - кивнул от порога Глорн и повернулся к стене, скрывая ухмылку.

Хифинхелф вздрогнул, растерянно взглянул на него, на Аманкайю, остановившуюся поодаль от лодки, снова ощупал грудь и склонил голову, рассматривая свою чешую.

– Живой ты, живой, - похлопал его по плечу Алсек. – Силы и славы!

– Хсссс… - недоверчиво покосился на него Хифинхелф, но с пола поднялся. – Аманкайя, шшто сстрясслоссь? Тебе тут быть опассно!

– Кто-то должен был разбудить вас, - пожала плечами колдунья. – Почтеннейший Гвайясамин думает, что если он появился бы тут поутру, Хифинхелф встревожился бы.

Алсек прикусил язык, чтобы не рассмеяться. Ящер недовольно зашипел.

– Как вы тут живёте? – с любопытством огляделась Аманкайя. – Ночь прошла мирно?

– Мне снились дожди, - кивнул Алсек. – Хифинхелф немного беспокоился, но это не страшно. Его больше не мутит. Как там Куши?

Услышав имя кумана, иприлор встрепенулся, пристально взглянул на Аманкайю.

– Куши отъедается в жреческих кварталах, - усмехнулась колдунья. – И за вчерашний день, и за сегодняшний.

Алсек погладил её по волосам, с опаской ощупывая темя. Он боялся наткнуться на золотую пластину или кристалл-око.

– Почтеннейший Гвайясамин не обижал тебя? – спросил он, понизив голос. – А чего он хочет от Глорна?

Воин-Гларрхна смущённо топтался у дальней стены, разглядывая фреску на юго-восточной стене – там шла битва между воинами в чёрной и золотой броне.

– Полдень скоро, Алсек, - напомнила Аманкайя. – Нас готовят к призыву.

– И вас? – охнул изыскатель. – Зген всесильный! Нам с Хифом тоже… тоже надо будет подниматься?

– Куда подниматьссся?! – вскинулся ящер. Аманкайя молча кивнула и уткнулась лбом в плечо Алсека.

– Вайнегова Бездна, вот уж куда я не лез бы, - пробормотал Глорн, смахнул невидимую соринку с бронзовой пластины и расправил плечи. – Почтенные жрецы, вы одеваться будете? Вон там рубахи…

Алсек подобрал чистую накидку – от неё пахло листьями Яртиса и благовонной тикориновой стружкой. Ему было не по себе, и Хифинхелф, должно быть, прочёл тревогу в его глазах и забеспокоился ещё сильнее.

– Хаэй! – двое храмовых стражей заглянули в покои. – Все живы? Почтенный Гвайясамин ждёт вас в Зале Чаш.

– Хшшш… - Хифинхелф с тоской посмотрел на слишком тонкую рубаху, лишённую чешуй и пластин, - ему не хватало брони.

В Зале Чаш терпко пахло сгорающими листьями Тулаци и тикорина, маленькие красные цериты мерцали еле-еле, и сумрак колыхался под сводами. Алсек с поклоном сел на циновку, рядом с тихим шипением пристроился Хифинхелф, Аманкайя села по другую руку от жреца, прячась за плечом Глорна. Старший жрец молча протянул воину чашу. Напиток в ней был горьковатым, но не таким обжигающе-едким, как вчерашнее питьё, хотя запах от него шёл такой же. Гвайясамин несколько мгновений смотрел Алсеку в глаза, потом кивнул.