Небо за нас
Шрифт:
Особенно много внимания требуют финансовые вопросы. Надо сказать, что я и прежде, не понаслышке зная о нравах, царящих в интендантских кругах, старался их контролировать. Но теперь все эти «прошения», «отношения» и «требования» захлестнули меня с головой.
Армия ежедневно потребляет совершенно дикое количество муки, крупы, масла и мяса. Не говоря уж о сене и фураже для многочисленных лошадей. Причем, у строевых одна норма, у гужевых другая, а ведь есть еще непонятно откуда взявшиеся вьючные верблюды!
Разумеется, для всего этого хозяйства у меня есть трудящийся не покладая
— Что у нас плохого? — поинтересовался я.
— Отчего же непременно плохие? — с непроницаемым выражением на лице отвечал мой верный адъютант. — Есть и хорошие-с! Прошедшей ночью командами охотников были захвачены два вражеских офицера и три нижних чина.
— Допрашивали?
— Так это… — на миг смешался Юшков. — Француза пока тащили, малым делом не придушили, отчего он теперь говорить не может. А с англичанином и вовсе удар случился!
— Браво!
— Так на все божья воля!
— Аминь! Это что?
— Осмелюсь доложить, в Угличском полку выявлены случаи заражения холерой.
— Час от часу не легче. Меры приняли?
— Так точно!
К слову сказать, эффективного лечения от холеры пока нет и, насколько мне известно, до появления антибиотиков не будет. Вакцин тоже нет… [2] Лечат по большей части кровопусканиями и употреблением внутрь лекарств на основе ртути.
— А что Пирогов?
Великий ученый вместе со своими сподвижниками прибыл около полутора недель назад, немедленно получив все полноту власти по медицинской части. Следствием этого стали с одной стороны, улучшение положения в госпиталях, а с другой небывалый вой среди причастного к этой теме начальства.
— По мнению Николая Ивановича, нижние чины чрезмерно утомляются и от того становятся слабы. Кроме того, не хватает и зимнего обмундирования, а ведь ночами уже изрядно подмораживает. Но самое главное, недостаток питания…
— Да, он мне говорил. Ладно, пиши приказ. С завтрашнего дня, то есть с 29 октября, для сбережения здоровья и предупреждения простудных заболеваний, всем строевым нижним чинам повышаются нормы выдачи провианта. Мяса с полуфунта до трех четвертей, полугара две чарки вместо одной. Приказ зачитать во всех ротах, сотнях, батареях…
— Где же столько сыщем, ваше высочество? — вопросительно посмотрел на меня Юшков, не хуже моего знавший о наполнении продовольственных складов.
— Хлебным вином пусть Станюкович поделится. На флотских складах его довольно. Ну а на мясо скот пустим. Судя по отчетам провиантской комиссии к нам целые стада гонят.
— Дай-то бог.
— Что-нибудь еще?
— Так точно-с. Вот извольте видеть, донесение от ротмистра Эльстон…
Ротмистр Феликс Эльстон числился ни много ни мало, адъютантом военного министра графа Чернышева и прибыл вместе с моими братьями. Но в отличие от большинства их спутников слыл человеком дельным, а потому получил отдельное задание — отправится на провиантские склады в Бахчисарай, чтобы расследовать
— Ну и что?
— К донесению приложены ведомости за подписью чиновников Симферопольской Комиссии, из которых видно, что войскам действительно недопоставлено на 25 октября сухарей 1751 четвертей и круп 150 четвертей.
— Это за какой срок?
— С момента высадки союзников…
— Они там что, совсем ох… погоди-ка, это ведь не первая жалоба на них, верно?
— Так точно-с. Вы тогда еще распорядились на первый раз отдать управляющего и провиантмейстера под арест на неделю каждого.
— То есть, с первого раза не дошло? Ну, что же, видит бог, я хотел по-хорошему. Управляющего Симферопольской Провиантской Комиссией статского советника Стратановича и обер-провиантмейстера коллежского советника Сервирога за явное нерадение и нераспорядительность по получению данного приказа подвергнуть немедленному аресту и доставить в Севастополь для придания Военно-Полевому суду!
— Что?! — едва не выронил от неожиданности перо Юшков.
— Ты чем-то недоволен?
— Что вы, ваше высочество, но…
— Никаких, но! Если эти мерзавцы творят такое, находясь рядом со мной и зная, что об их грязных делах в любой момент может стать известно даже государю, то что же позволяют себе иные? Нет уж, с меня хватит!
— Поднимется шум…
— Вот и прекрасно! Пусть все знают, что шутки кончились. Воровство во время войны ничем не лучше измены!
— Ни в коем случае не смею перечить. Более того, всем сердцем поддерживаю. Вот только…
— Что еще?
— Не знаю даже, Константин николаевич, как вам докладывать…
— Давай сюда, — отобрал я у него бумаги и принялся за чтение.
Это оказалось донесение от командующего IV пехотным корпусом генерала Данненберга, о случившееся во вверенных его командованию войсках прискорбном случае. Некий поручик Толубеев, служивший прежде в запасном батальоне Подольских егерей, был прикомандирован во время войны к Астраханскому пехотному полку. Следуя к месту службы, он ухитрился проиграться в пух и прах на одном из постоялых дворов, после чего не нашел ничего лучшего, как изготовить подложное письмо от имени вышеупомянутого генерала Даннеберга. В котором именовался его адъютантом князем Трубецким и явился с этим письмом к обер-криг-комиссару IV корпуса коллежскому советнику Коломийцеву, от которого и получил по нему семьдесят пять тысяч рублей серебром. Некоторое время спустя, опомнившийся чиновник поднял шум, после чего злоумышленник был найден и чистосердечно во всем признался.
— Сколько? — на всякий случай уточнил я.
— 75 тыщ!
— Ай да, сукин сын!
— Не смею спорить. Но каково будет ваше решение?
— Тут и думать нечего, Коломийцеву выговор за глупость, а Толубеева под суд.
— За такое каторга полагается.
— Время военное, нечего кадрами раскидываться. Пойдет в арестантские роты, а там посмотрим. Ладно, если это все…
— Не совсем, — тонко улыбнулся Федор и выложил стойко приберегаемые им на конец доклада списки на производство, представления на награды и тому подобные приятные вещи.