Негасимое пламя
Шрифт:
– Александр Михайлович, я тоже завтра утром на тренировку хочу, – невинно заявил Зарецкий, глядя на начальника кристально честными глазами. Вот наказание…
– Сходишь вечером, – отрезал Верховский. – Витя, проконтролируй. Обоих.
Щукин обвёл притихший отдел тяжёлым взглядом и побрёл к себе за стол – с явным намерением работать дальше. Верховский неслышно вздохнул. Да сколько же можно!
– Шесть вечера, – повысив голос, сообщил он. Контролёры, как по команде, дружно вскинули головы. – Пора по домам. Особенно тем, у кого завтра тяжёлый день.
– Так дела же ещё, – попытался было возразить Старов и тут же примолк под пристальным начальственным взглядом.
–
– Н-нет…
– Вот и прекрасно. Отдыхаем, коллеги. Мы нужны родине бодрыми и полными сил.
Он проследил, чтобы все, включая Щукина, вымелись с рабочих мест, и вышел из кабинета последним. Подождал немного, чтобы пропустить коллег вперёд. Устал от них. Даже с Щукиным говорить не хочется. Однако до блаженного спокойствия было ещё далеко: в вестибюле Верховского нагнал Терехов.
– Вы сегодня рано, – заметил главный безопасник. Смотрел он, как всегда, с хитроватым прищуром, словно в чём-то подозревал собеседника.
– Прививаю культуру труда и отдыха, – отозвался Верховский, растянув губы в неискренней улыбке. – Подаю пример коллективу.
– И как коллектив? Следует?
– У него нет выбора.
– Ошибаетесь, Александр Михайлович, выбор есть всегда, – веско произнёс Терехов. Он почти не повышал голоса в вечернем гаме; поток стремящихся на свободу служащих по широкой дуге огибал двух беседующих начальников. В такие мгновения Верховский сполна чувствовал на собственной шкуре нелестную репутацию своего отдела. – Вы это поймёте со временем. Знаете, чем мы от вас отличаемся?
Бывший безопасник вежливо приподнял брови, безмолвно отвечая бывшему контролёру.
– Безопасность – структура иерархическая, – сообщил очевидное Терехов. – Примерно как полиция или какие-нибудь пехотные войска. Есть приказ – надо делать… Не мне вам объяснять, – он лукаво усмехнулся, разом напомнив о всех прежних неприятных разговорах. – А контроль больше похож на диверсионную группу. Каждый сам себе боевая единица, сам себе аналитический центр и – если надо – сам себе командир. Поэтому у нас больше ценится дисциплина, а у вас – умение соображать.
Это он точно сказал про диверсионную группу. Сам-то, интересно, чем был занят в свою бытность таким… диверсантом?
– Вы хорошо знаете внутреннюю кухню, – дипломатично сказал Верховский, просто чтобы не молчать под испытующим взглядом.
– Конечно. Я когда-то надеялся занять ваше нынешнее место, – без обиняков сообщил Терехов. – В безопасности непросто служить с общегражданской присягой. А вам, насколько мне известно, тоже не заменили клятвы при переводе?
Верховский промолчал. Это было правдой. По недосмотру ли внутренней управской бюрократии, по тайному ли указанию Авилова – его присяга осталась прежней, дозволяющей много больше, чем строгая гражданская. Не то чтобы он намерен был кого-нибудь калечить или убивать, однако нет-нет да думалось, что в его лице уважаемый Кирилл Александрович приобрёл себе личного телохранителя. На всякий пожарный случай.
– Да-а-а… У всего есть последствия, – туманно изрёк Терехов, толкая дверь. Бледное осеннее солнце остро сверкнуло на генеральских звёздах. – Вы на машине?
– Положение обязывает.
– Понимаю, – бывший шеф многозначительно кивнул. – А я на служебной. Не моё это, знаете, баранку крутить…
На прощание он крепко пожал Верховскому руку. Думать о том, с чего вдруг Терехов взялся его поучать, совершенно не хотелось, но было необходимо. Если простого оперативника возня в высших эшелонах касалась мало, то начальник магконтроля по определению был неотъемлемой её частью. Приходилось изворачиваться,
Рядом с его возрастным паркетником стояла небольшая белая легковушка. Очень знакомая, пусть и с другими номерами. Можно поклясться – та самая, что когда-то увезла юного уголовника, без преуменьшений, в совершенно другой мир. Верховский отпер собственную машину, уселся в водительское кресло и прикрыл глаза, пытаясь по накрепко усвоенной привычке разобраться в нахлынувших чувствах. Два года тому назад, узнав из газет о смерти своей благодетельницы, он, к собственному изумлению, не обнаружил себя на краю пропасти, как когда-то давно, оказавшись один на один с едва знакомым сообществом. На сей раз хватало и новых забот, и новых радостей простого обывательского житья-бытья. Того самого, путь к которому открыла ему Лидия. Сейчас, на исходе четвёртого десятка, он прекрасно понимал, каким балбесом был что в двадцать, что в двадцать шесть – да почти до полных тридцати, когда худо-бедно научился разбираться в людях. Лидия была подобна огню маяка, дарующему свет, указывающему путь во мраке, но слишком яркому, чтобы пытаться приблизиться. Верховский задолжал ей неизмеримо много, целую жизнь; вернуть не вышло, да и какой монетой он стал бы расплачиваться? Этот груз, наверное, так и будет лежать на совести до гробовой доски. Ничего не попишешь.
Тем сильнее раздражал заносчивый племянничек Лидии. Дерзкий, строптивый, не блещущий никакими особыми талантами, решительных тётушкиных манер он успел-таки нахвататься, чем и изводил теперь весь контроль с начальником во главе. Верховский нет-нет да раздумывал, получится ли выгнать наглеца, не подняв шума: с полезными связями у мальчишки должен быть полный порядок. Некоторым попросту везёт родиться в правильной семье – и широкая ковровая дорожка так и стелется под ноги баловням судьбы, минуя любые неурядицы.
Верховский вздохнул и осторожно тронул машину с места, присоединяясь к тесному потоку уезжающих. Белая легковушка глядела потухшими фарами в его правое зеркало. Золотая молодёжь ведь любит баснословно дорогие машины; какого лешего Зарецкий не купит себе какого-нибудь монстра ценою в чью-то безбедную жизнь и не оставит в покое старенькую иномарку Лидии?.. Или нет, вот что важно: какого лешего он до сих пор не уехал? Завтрашний день стоит начать с вопроса, почему господин стажёр считает допустимым игнорировать прямые указания начальства. А заодно – с тщательного инспектирования защитных контуров в кабинете. До сих пор Верховский полагался на стандартные чары, общие для всего здания. Не приходило в голову, что внутри Управы могут понадобиться дополнительные меры.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Марина, выглянувшая из кухни на скрежет ключа в замке.
– Как раз-таки ничего, – весело ответил Верховский, сбрасывая ботинки вместе с остатками дурного настроения. – Неотложных дел нет, а важные все не переделаешь.
Лицо жены разом посветлело, и она вновь скрылась в кухне, из которой доносилось радостное повизгивание довольной жизнью дочери. Идиллия. Скажи ему кто восемнадцать лет тому назад… Наверное, тогда ни одна ведьма не углядела бы в раскладах будущего столь ничтожные вероятности. Потому закон и смотрит косо на любые гадания. Самоисполняющиеся пророчества – опасная штука; Марине раньше частенько приходилось это повторять.