Неизменный
Шрифт:
— Но он может уговорить твою маму пересмотреть своё решение.
Мы с Джульеттой одновременно обернулись. Джесси стоял прямо за нашими стульями, положив на них руки.
— Джесси! — Джульетта взвизгнула от восторга, а я прошипела: «Твою мать!»
Услышав, что я ругаюсь в присутствии дочери, Джесси нахмурился. Идеальной матерью я не была, но когда она находилась рядом, я старалась держать своё красноречие на замке. В её возрасте я ругалась и похлеще. Но я пыталась уберечь её от детства, в котором не хватало наивности
— Ты напугал меня, — объяснила я.
В ответ он ухмыльнулся.
— Я не хотел подкрадываться к тебе. Я увидел, что вы сидите здесь, и подошел поздороваться, но потом вы заговорили обо мне. Так что…
Я подняла бровь.
— Ты что, подслушивал?
Его улыбка стала виноватой.
— Совсем чуть-чуть.
Ну что за мужчина! Невероятно.
— Ты искупишь свою вину, если объяснишь этой милой маленькой девочке, что она слишком мала для больших лошадей.
— Что? — его большие мужественные руки беспомощно опустились, и он выглядел совершенно раздавленным. — Но это же совсем не так…
— Джесси Хастинг… — сказала я предостерегающим тоном. Прежде чем он успел обратить свои щенячьи глаза в оружие массового поражения, певец начал еще одну песню. Джульетта начала подпрыгивать и визжать:
— Мамочка! Мамочка! Это твоя песня!
Джесси поднял голову и уставился на музыканта, слушая, как из динамиков зазвучали первые такты «Сладкой Кэролайн».
Его низкий смех был искренним, когда он снова посмотрел на меня.
— Сладкая Кэролайн.
Публика неистово повторяла: «На-на-нааа!»
Я улыбнулась, это было до удивления душевно.
— Ага. Меня назвали в честь песни Нила Даймонда.
— О, тебя действительно назвали в честь этой песни? — спросил Джесси, и на его щеке заиграла ямочка.
— Ага. Да, в честь песни. Мой отец был большим поклонником. «Сладкая Кэролайн» — его любимая песня.
— А меня тоже назвали в его честь, — добавила Джульетта.
Всё внимание Джесси переключилось на неё.
— В честь кого? Твоего дедушки?
— Нет, Нила Даймонда, — поправила его Джульетта.
— «Джульетта», — пояснила я Джесси. — Ещё одна песня Нила Даймонда. Не такая популярная. Но такая же замечательная.
Он кивнул.
— Ну, «Джульетту» я знаю. Ещё одна любимая песня твоего отца?
Мои губы растянулись в каком-то подобии улыбки.
— Нет.
О своём отце я говорить не любила. И я действительно не хотела, чтобы Джесси задавал о нём вопросы. Но я понимала, к чему все идет. Дверь была открыта. Его любопытство было задето. Теперь он захочет узнать, жив ли до сих пор мой отец. Когда я навещала его в последний раз? И что же привело меня во Фриско.
Я подавила стон. Люди так отвратительно предсказуемы.
Но Джесси удивил меня, сказав:
— Ты легко могла бы сойти за «Черри».
Я моргнула, а затем уставилась на него.
— Ты
Он только пожал плечами.
— Здесь слушают либо кантри, либо старичков. В детстве я предпочитал старичков.
По какой-то причине это заставило меня влюбиться в него чуточку больше. Я представила себе Джесси подростком в белой футболке и грязных джинсах, с тощими руками и шестью кубиками пресса — ну, а как иначе, — слушающего Нила Даймонда, по радио в своем старом грузовике. Мурашки заставили волоски на моих руках встать. Какой была бы моя жизнь, если бы я встретила Джесси в детстве?
Вдали от Вашингтона?
Вдали от моей прошлой жизни?
На мгновение я закрыла глаза и представила себя подростком. Сердце заколотилось, а в крови зашипел стыд, вытягивая из меня кислород. Джесси возненавидел бы меня, встреть он меня подростком.
Я бы съела его живьем.
— Джесси, когда я смогу покататься на лошадях? — спросила Джульетта. С её подбородка капало шоколадное мороженое.
В ужасе склонив голову набок, я смотрела на свою храбрую, отважную, непослушную малышку.
— Джульетта Лейтон. Ты не можешь говорить это всерьёз.
Её невинные глаза расширились от смущения.
— Я серьезно, мамочка. Я очень серьёзно хочу покататься на лошадях.
Бросив на Джесси беспомощный взгляд, я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Твоя мама сказала «нет» на счёт больших лошадей. Помнишь, Джулс? И она твоя мама, поэтому мы, к сожалению, должны делать то, что она говорит.
Губы Джульетты надулись.
— Ты не обязан делать то, что она говорит. Тебе-то она не мама.
Джесси усмехнулся и его смех был подобен теплому огню в холодную ночь. От этого парня одни неприятности. Он был из тех, кому я завидовала, потому что у них могла быть легкая, нормальная жизнь. Обычно мне лучше удавалось сохранять бдительность и сохранять между нами безопасную дистанцию. Но сегодня у меня не хватило на это силы воли.
Чтобы держаться подальше от Джесси, требовалось немало усилий. Сначала рана от моего прошлого была настолько свежей, что в моей жизни для Джесси не было места. Но теперь моя жизнь устаканилась, и мои дни были через чур полны пустыми моментами, во время которых я могла поразмышлять о том, как же одиноко я себя чувствую.
И как же много времени прошло с тех пор, как я с кем-либо спала.
На данный момент я даже не была уверена в том, помню ли я механику всего этого процесса.
Но дело было не только в базовых потребностях моего организма. У меня очень долго не было близости с мужчиной. Меня никто не обнимал, не трогал и не говорил, как прекрасно я выгляжу в своем маленьком черном платье. Я не была в центре чьего-то внимания и не чувствовала постоянного жужжания бабочек, пока мы притирались и узнавали друг друга.