Неизменный

Хиггинсон Рэйчел

Я посмотрела вниз на копну темных кудрей, которые овивали мои пальцы. Джульетта откинула голову назад и сморщила свой носик.

— Ты что, забыла про меня?

Я улыбнулась ей в ответ. Невозможно было смотреть на её фарфоровую кожу, усыпанную блеклыми веснушками и в темно-синие глаза, и при этом не улыбаться ей. Она была самым красивым созданием, которое я когда-либо видела. И я с трудом могла поверить, что приложила этому руку.

— Никогда! Я никогда не забуду тебя. Это я тебя сделала, ты же знаешь. Ты укоренилась в моем мозгу.

Её проницательные глаза сузились.

— Тогда,

может быть, ты забыла о себе, — заключила она. — Потому что я сижу здесь уже сто лет!

— Ладно, ладно, мисс Штучка. Сиди спокойно. Я почти закончила.

— Я итак сидела спокойно, — проворчала она.

Её внимание снова переключилось на телевизор, и в этот раз я попыталась сосредоточиться на плетении её волос. Мои пальцы переплелись с ее густыми, мягкими прядями, когда я легонько за них тянула.

До рождения Джульетты я не умела заплетать косы. Я не знала, как проводить большинство женских ритуалов. Но забавно, что рождение ребенка заставило меня учиться.

— Мамочка, ты инопланетянка?

Я снова посмотрела на неё, завязывая ленту вокруг одной косы и переходя ко второй. Вопрос меня ничуть не смутил.

— Если я инопланетянка, то и ты тоже.

Она хихикнула, издав тот визгливый звук, который всегда заставлял смеяться и меня.

— Я имею в виду, что сегодня ты витаешь в облаках? Ты всё время забываешь меня слушать!

Я наклонилась и поцеловала её в только что вымытый лоб.

— Мне очень жаль, Джулс. Мне грустно, что я не уложу тебя сегодня спать. Это делает из меня инопланетянку.

— Не грусти, мамочка. Просто останься со мной. Джесси может посмотреть фильм с нами, а вы можете поговорить о больших лошадях и здесь.

Я закончила с её второй косой и развернула к себе лицом.

— Я бы с удовольствием осталась дома и посмотрела с тобой фильм, — паника с рёвом пронеслась до кончиков моих пальцев и вызвала покалывания в них. Она доходила до плеч и шеи и напрягала мышцы.

Я взглянула на свой телефон, который лежал на кухонном столе. Может быть, я все-таки смогу всё отменить? Не будет ли невежливо позвонить ему, когда он, вероятно, уже находится в пути?

Словно в ответ на мои безмолвные вопросы, по комнате пронесся звонок. Я уронила расческу на палец ноги и чуть не упала от неожиданности.

— Нам нужно заменить звонок домофона, — сказала я Джульетте, пока она смотрела на меня с раздражением.

На трехдюймовых каблуках я кое-как доковыляла до домофона.

— Алло?

— Впусти меня! — крикнула Франческа в трубку. — Я забыла свою ключ-карту.

Я отперла дверь, чтобы она могла войти. Обернувшись, я увидела, что Джульетта кружится от счастья, широко раскинув руки.

— Пицца уже здесь! Наконец-то!

Я прислонилась бедром к островку и скрестила руки.

— Ох, ты же так долго её ждала?

Она перестала вертеться и встала, скопировав мою позу: скрестила руки на груди и подняла брови.

— Мамочка, я тут с голоду умираю!

Ее прелестное поведение немного успокоило мои нервы, совсем чуть-чуть. Подойдя к микроволновке, я посмотрела на свое отражение в стекле.

Я собрала свои темные волосы в красивый, изысканный пучок на затылке, а

макияжа нанесла больше, чем за все эти годы. Раньше я носила Боб до подбородка, который не нуждался в особом уходе и укладке. Но после появления Джульетты, мои волосы отрасли, и появилась новая прическа. Кроме того, я хотела избавиться от своего образа, который был у меня на Восточном побережье и изменить его. Не только потому, что так было безопаснее, но и потому, что я не хотела вспоминать то, какой я была раньше. Фрэнки поступила также — только в отличие от меня, она, наконец, смогла обрезать свои длинные волосы.

Мое маленькое черное платье было слишком уж маленьким, тесным и коротким, но Франческа поклялась, что мои непривлекательные части остались скрытыми, а моя грудь надежно прикрыта под высоким воротом и длинным рукавами. Джульетта спасла меня от многих вещей, но она также поспособствовала потере некоторых частей меня, которые я надеялась снова отыскать, например, мое тело до рождения ребенка и сексуальную привлекательность.

Я не наряжалась много лет. Большую часть жизни я провела в штанах для йоги и уютных толстовках, а когда ходила на работу, надевала туники да леггинсы, в придачу к моим, ох, каким стильным, походным ботинкам; я так и назвала это: походный шик. Больше я никуда не ходила. Воспитывая Джульетту в одиночку, я имела простую, но насыщенную жизнь. Мы не часто выбирались куда-либо, помимо наших необходимых дел.

Что мне очень нравилось.

Мне нравилось контролировать каждую мелочь. Я жила в рутине и повторяющемся однообразии. Пока всё было обыденно и предсказуемо я чувствовала себя лучше.

Франческа ворвалась в нашу маленькую квартиру со всей живостью и энергией, которые были присущи этой женщине. В какой-нибудь альтернативной реальности Фрэнки была бы из тех девушек, которые быстро карабкаются по служебной лестнице. В ней была сосредоточенность и стремление командовать огромными компаниями. И безжалостный инстинкт идти по головам.

Но в нашей реальности она воспитывалась для того, чтобы возглавить иную бизнес-империю. И если бы мы остались в Вашингтоне, она бы преуспела в той роли, которую предназначили ей дяди. Она бы надрала этому миру задницу.

Это была лишь одна из многих причин, по которым мы должны были оттуда выбраться. Ради Фрэнки.

Но, если говорить откровенно, здесь она подрастерялась. Ей нравилась её руководящая должность в Лодже, но я точно знала, что там ей было скучно. Ей надоела наша жизнь в целом. Не так сильно, чтобы захотеть вернуться в Вашингтон, но достаточно, для того, чтобы я начала за неё волноваться.

Она привыкла к постоянной активности и высокому уровню авторитета. Здесь она была менеджером низкого уровня, без друзей, без социальной жизни, без цели. Она пыталась быть счастливой. Она пыталась быть благодарной. Но я видела её борьбу. И я всё понимала. Не будь у меня Джульетты, я бы чувствовала себя так же, боялась бы пробовать что-то новое, потому что это грозит потенциальным разоблачением, боялась бы заводить друзей, потому что никому не доверяла бы. Боялась бы быть счастливой, каждую секунду ощущая себя, как на иголках. Бесцельной, вялой, неуправляемой.