Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов
Шрифт:
У Пригова хлебниковские «уравнения» превращаются в «даты»: его полемика с «Уравнениями смерти» Хлебникова носит название «Даты рождения и смерти» [568] . Магическое вычисление, возвышенное звучание и облик уравнений смерти у Хлебникова трансформируются у Пригова в умозрительную прозу.
В цифрах всегда таилась магия. Тем более в таких экзистенциально основополагающих, как даты рождения и смерти. Почему, кем и зачем они определены именно такими? Могли бы быть они иными? Могли бы мы своими поступками как-то повлиять на их расстановку? кем мы бы были, родись мы до своего рождения? что бы делали мы после даты своей смерти, то есть в посмертной жизни? — все эти вопросы вечно волновали и еще долго будут, до полной отмены рождения и смерти, волновать человека. А что мы можем ответить на эти вопросы сверх уже имеющихся ответов? — ничего. Только обозначить их в их ноуменальной полноте и значимости, тем самым как бы придвинув к границе их тайны [569] .
568
Пригов Д.
569
Пригов Д. А.Исчисления и установления. С. 290–291.
Таким образом, Пригов отваживается выйти к «границе тайны», при этом он проходит вдоль числовой границы, одновременно просчитывая ее, использует символически насыщенные (как кажется, произвольные) даты, позволяет «дурной бесконечности» [570] проникнуть в свои перечисления, казалось бы, закрывающие доступ к великому Числу:
Я родился давно Правда, многие родились до меня А многие и после меня появились И в 41, 42, 43, 44, 45 и 55 и 56 и 57 и 67, 68, 77, 87, 88, 89, даже 95 Есть даже родившиеся в 1999 году Очевидно, будут, думается, и в 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 20, 40, 41, 56, 66, 76, 88, 99 и даже в 2025 году И были ведь родившиеся и в 1820, но они умерли в 1870 Были родившиеся в 1801, но они умерли в 1850 Были родившиеся в 1799, но они умерли в 1837 Но были родившиеся в 1799, но умерли в 1838, 1839, 1840, 50, 53, 60, 64, 67, 80 и даже в 1900 А говорят, родятся (может и врут) в 3002, 3003, 3004 и в 5, и в 7, 11, 20, 31, 41, 44, 45 и 98 Но вот если родятся в 3098, то, может, и не помрут уже, и в 4037, 4038, 4059, 4085, 4097, и в 5011, 5035, 5049, 5088, 6013, 6077, а может, и вовсе не будут знать, что такое смерть А может, и не будут знать уже, что такое рождение Все может быть [571] .570
В аналогичных случаях гегелевский термин «дурная бесконечность» употребляет и Бадью. См., например: Badiou A.Das Jahrhundert. S. 39.
571
Ср.: Пригов Д. А.Исчисления и установления. С. 290–291.
В цикле «График пересечения имен и дат» (1994) [572] Пригов обращается к датированию — тому роду данных, который, по аналогии с общей амбивалентностью чисел, чья семантика колеблется между обозначением и символом, демонстрирует напряжение между случайным фактом и нарративно-временным развитием, укорененным в культурной памяти.
«График пересечения имен и дат» представляет собой кульминацию предпринятого Приговым развития лирического жанра, — развития, находящегося в поле напряжения многочисленных направлений эстетики XX века. Пригов переворачивает свойственное лирике соотношение между случаем и датой: если в традиционном понимании дата привносится извне и стихотворение на случай занимает маргинальную позицию в каноне лирических жанров, то в приговском цикле, вобравшем в себя «date poems», стихотворение само «приурочивает» себя к дате.
572
Лондон, 1994 (рукопись). Авторская машинописная копия хранится в архиве автора статьи.
Речь идет о цикле, состоящем, по крайней мере в имеющейся в моем распоряжении версии, из 7 «сборников», или томиков. В цикл входят стихотворения, написанные с 5 января 1994 года по 5 октября 1994 года, причем на каждый день года приходится по одному стихотворению, в котором описывается встреча, имевшая место в соответствующий день. Тексты строятся по следующей схеме:
* * * Маркус поутру встречает Меня Говорит, что написал Статью про меня И пока что не послал В журнал Он детали уточняет У меня А потом пошлет Слава, слава может быть, придет Ко мне Прямо сегодня же, 10 июля 1994 года * * * Вольфганг мне звонит из Вены — Насчет денег мне ответ Что, конечно, откровенно Говоря Денег на сегодня нет Я надеялся и ждал А он так подло затянул До 11 июля 1994 года Когда уже и предпринять-то ничего невозможно * * * Приезжаю, в моем доме Проживает некая Салли — Мы же вам о том писали! — Да но не в таком объеме! — Вы же сказали, что домой Вы не раньше, чем зимой Вернетесь А сегодня только 12 июля 1994 года! — Так что же, я в своей родной Дом не могу и Вернуться по первому зову сердца?! * * * ПередоБросается в глаза, что в этих текстах — и это действительно касается всех без исключения текстов этого цикла! — строчка с датой перекочевала из паратекста в текст. Датировка таким образом сдвинута, передвинута наверх, на «суверенную территорию» стиха, обосновываясь в большинстве случаев в последней трети однострофных текстов разной длины. Основной тон текстов — прозаический; складывается впечатление, что лирический элемент возникает исключительно благодаря соблюдению минимального формального требования деления текста на стихотворные строки. При этом обращает на себя внимание нарушение ямбического метра сокращенными в основном до одного слова, дополняющими предложение стихотворными строками: «Он детали уточняет / У меня».
В любом случае даты обозначают день встречи, используя английское слово — «date» («свидание», «встреча»): с Маркусом и его незавершенной статьей 10 июля 1994 года; с Вольфгангом из Вены, с которым происходит не самый приятный телефонный разговор о деньгах, которые все еще не поступили, 11 июля 1994 года; с внезапно нагрянувшей в снимаемый им дом некой Салли (по-видимому, хозяйки дома), с которой происходит столкновение из-за его или ее слишком раннего возвращения 12 июля 1994 года; а 13 июля происходит встреча с математиком Евгением, точно знающим: сегодня 13 июля 1994 года.
На фоне упомянутой выше дискуссии о стихотворении на случай vs. стихотворении-переживании становится ясно, что данные тексты Пригова максимально приближаются к первой категории: однако «случай» здесь не только дает повод для текста, но и является его единственной причиной и сюжетом.
Приговские стихи с датами — date poems — несут в себе отчетливые черты прозаизации, которую в данном конкретном случае следует рассматривать в двух контекстах. С одной стороны, важно отношение датированного стихотворения к границам и нормам лирического жанра как такового. С другой стороны, отталкиваясь от размышления Жака Деррида о датах в текстах Пауля Целана («Шибболет» [573] ), можно задуматься о лирических трансформациях «бремени дат», связанных с «несобытием» Холокоста.
573
Русский перевод Виктора Лапицкого: Деррида Ж.Шибболет Паулю Целану. СПб.: Академический проект, 2002 (Серия «XX век. Критическая библиотека»). — Примеч. ред.
Сообщение Пригова с этими двумя контекстами становится понятным с концептуальной точки зрения, если обратить внимание на то, как его date poems вписываются в контекст концептуального искусства XX века. В эстетическом обосновании ready-mades датирование играет такую же значительную роль, как и рефлексия на тему абстрактной живописи в изобразительном искусстве. В то время как в «семантической поэтике» и «поэтике неслучая» проявляется тенденция к накоплению дат и их герметической конденсации, Пригов определенно идет в другом направлении. И «семантическая поэтика», и «поэтика неслучая» восходят к культуре памяти, которая, как правило, стремится описать то, что происходит со знаками в процессе их датирования (то есть историзации), ищет или изобретает тот язык, которому эти знаки принадлежат. Избыток дат у Пригова, напротив, подвергаетзнаки датированию, придавая датам «преувеличенное», «неподобающее» значение и видимость. Даты очевидно высвобождаются из перегруженных воспоминаниями связей с предметностью.
Выше обсуждалась проблема влияния прозаизации на формальную инновацию, даже эволюцию, лирического жанра; о том, насколько сильно эта эволюция может быть обусловлена датированием стихотворения в узком смысле, свидетельствуют исследования Рюдигера Кампе [574] . В своем увлекательном историческом обзоре Кампе показывает, что «стихотворение на случай» в немецкой поэзии может быть понято не только в своем отличии от «переживательного» стихотворения. Существеннее и в историческом плане первостепеннее оказывается то, что «поэзия на случай», с точки зрения теории формы, отражает динамику отношений между «датированным письмом» и «лирической формой» [575] . Такая археология лирических дат раскрывает перед нами новый аспект вопроса о «прозаизации» лирики: прозаизация появляется здесь теперь не только как вторжение Другого в поэзию, ознаменованное распадом функционирующих форм, — иными словами, неслучаем(Ungelegenheit). Согласно Кампе, следует понимать «напряжение между случаем и датой как напряжение при образовании лирической формы» [576] . Социальный повод, который по мере автономизации искусства все чаще воспринимается «только как исключенное в стихотворении» [577] , по словам Кампе, «не так однозначен со стороны самого стихотворения» [578] . Оглядываясь на приговские «date poems» из цикла «График пересечения имен и дат», нетрудно убедиться: одной лишь интеграцией даты в ансамбль стихотворного текста Пригов наглядно демонстрирует, что датирование относится к стихотворению и является его частью.
574
Campe R"udiger.Das datierte Gedicht. Gelegenheiten des Schreibens in der Lyrik der Fr"uhmoderne. // Stingelin, Martin (Hg.) «Mir ekelt vor diesem tintenklecksenden S"akulum». Schreibszenen im Zeitalter der Manuskripte. M"unchen, 2004. S. 54–69.
575
Ibid. S. 62.
576
Ibid. S. 64.
577
Ibid. S. 54.
578
Ibid. S. 55.