Некрологик
Шрифт:
Из больницы приходили обнадёживающие известия: неважно — мститель или конкурент, но покушавшийся не добился своей цели: босс был жив и поправлялся. Супруга проплатила его лечение по первому разряду, и когда мои коллеги появились в палате Викентия с яблоками и бананами, им стало стыдно за скромность своего приношения: стол ломился от роскошных деликатесов — от чёрной икры до раковых шеек.
Однако последующие дни изменили радужную картину выздоровления: Викентия нашли не сразу, он пролежал на талом снегу ночью около получаса, и на фоне имевшегося у босса сахарного диабета возникли проблемы с глазами и ногами. Неделю
Я тоже.
10 марта. 10.50
«Полиция скоро будет чувствовать себя у нас, как дома», — ядовито заметила сегодня с утра Татьяна Павловна, и хоть я редко соглашаюсь с бухгалтершей, на сей раз она была, безусловно, права. К нам снова пришли двое — расспросить, как я полагал, о нападении на Викентия. О самоубийстве Латыниной никто не задавал никаких вопросов, но настойчиво любопытствовали, известно ли кому-нибудь в конторе о её связях с мужчинами. Мужчин у нас всего семеро, включая двух пенсионеров — наборщика и водителя шефа. В чистом остатке были Марк Легостаев, то есть я, Шурик Фирсов, Боря Кардаилов, Борис Вейсман и мой шеф, Викентий Габрилович.
Во избежание дурных повторных расспросов я был предельно откровенен.
— Я почти не знал Маргариту Латынину, но так как она жила на улице Доватора, я иногда подвозил ее. Сам я живу за городом. У меня дома она никогда не была, а я никогда не заходил к ней. В офисе мы встречались только по делу, я редактирую материалы журналистов и иногда говорил с ней по поводу тех или иных исправлений.
— У неё ни с кем из коллег не было романа?
Я ответил, что этого не знаю.
— А вам она нравилась?
Я с улыбкой сообщил, что в нашей конторе дюжина женщин, от двадцати двух до пятидесяти пяти, но это не повод заводить служебные романы. Видимо, у них уже имелись показания наших девиц, подтверждавших мои слова. Я ожидал вопроса об иных склонностях, непременно приходящего в квадратные головы таких людей, когда они узнают об отсутствии у вас связей с женщинами, но мне его не задали. Просто спросили о Фирсове, Кардаилове Вейсмане и Габриловиче. Я не стал ничего скрывать и ответил, что Фирсов и Кардаилов — способные журналисты, Вейсман — брокер в соседнем подразделении, а Габрилович — опытный руководитель.
Они вскоре удалились, по счастью, не успев надоесть. Пользуясь отсутствием шефа, половина конторы рассосалась по своим делам. Кто-то обсуждал последние новости, кто-то рассказывал приснившийся сон о смерче в нашем офисе. Вейсман выглядел почему-то так, словно не спал три дня. Никто не работал, только зам. шефа Лидия Трифонова безуспешно напоминала всем, что время рабочее, и день завтра газетный. Я знал это, но не отреагировал.
Лень в нашей конторе — не грех, а совершенно необходимое метафизическое средство нейтрализации кипучей энергии руководящих дураков.
13 марта. 8.30.
Я раскрыл глаза и увидел, что утренний свет уже
Мне снится улица в незнакомом городе. Я подхожу к дому, помпезному, старой постройки, давно уже нуждающемуся в ремонте. Захожу в подъезд, уверенно позвякивая ключами, поднимаюсь, кажется, на четвёртый этаж. Открываю дверь с хозяйской небрежностью. У квартиры, с высокими потолками и лепниной, с анфиладой огромных комнат, набитых тяжёлой старинной мебелью, нежилой вид, точно я не был здесь многие годы. Тем не менее, я уверен, что это моя квартира, и я когда-нибудь вселюсь в неё. Во сне я обязательно прохожу по всем комнатам и планирую, какую мебель вынесу отсюда, и как расставлю оставшуюся. Квартира всегда кажется мне желанной, но слишком большой. Потом я просыпаюсь.
Так было и на сей раз. Я снова миновал прихожую, по которой впору было ездить на велосипеде, прошёл по анфиладе залов, заглянул в две ванные. Квартира требовала ремонта. Обои в комнатах местами выгорели, казались блеклыми, а в ванной проржавели трубы. Я непременно наведу здесь порядок, подумал я и проснулся.
Я не мастер разгадывать сны, да и не до снов мне, признаться. В конторе у нас настоящий сумбур. Дело в том, что мой дорогой шеф, пока была надежда на его выздоровление, упорно твердил следователям, что не знает, кто мог напасть на него, что он абсолютно никого не видел у подъезда и просто ощутил удар по затылку, а после ничего не помнил.
Как я теперь понимаю, он полагал, что, поправившись, сможет сам разобраться с нападавшим. Однако после ампутации обеих ступней и нескольких операций на глазах, что-то случилось с его памятью, и он неожиданно припомнил, что напавший на него мерзавец, хоть и подскочил сзади и в темноте, тем не менее, кое-что проронил. Просто из-за обморока Викентий это на некоторое время забыл, а потом вспомнил, что покушавшийся обозвал его нецензурно и припомнил именно Риту. Впрочем, не буду хулить больного. Может, и вправду вспомнил?
Таким образом, подозрения локализовались на нашей конторе. Латынина не имела братьев, и попытаться отмстить за неё мог только тот, кто знал ситуацию. Следовательно, это был мой сослуживец.
Собственно, меня это не коснулось: Габрилович твёрдо сказал, что слышал не мой голос, к тому же показал, что незадолго до нападения был у меня. Машины во дворе моего дома не было, значит, она была в гараже, он же сразу после разговора со мной по пустой трассе поехал к себе, и как раз у подъезда его поджидали. Я не мог опередить его.
Я чуть не прослезился. Подобное заявление было удивительной любезностью со стороны шефа. Разборки и выяснения, где я был и что делал вечером в понедельник, отняли бы у меня много времени. Но остальные? Подозревать двух наших пенсионеров — верстальщика Романа Витензона или водителя шефа Мишу Докучаева? Смешно. Но тогда оставались Шурик Фирсов, который был на форуме в Ставрополе, и Борис Кардаилов, обременённый тремя детьми, профсоюзный бог, массовик-затейник, не дурак выпить и закусить, к тому же — постоянный прилипала шефа. Зачем ему калечить Габриловича? И наконец, Борис Вейсман. Ему-то что за дело до Риты, чтобы мстить за неё?