Ненужная мама. Сердце на двоих
Шрифт:
Но потом вспоминаю его холодный взгляд, циничные слова, спокойный росчерк пера, которым он без сомнений послал на смерть собственных детей. Не помог, не попытался побороться… Ни-че-го. Напоследок пожелал мне пролечиться и... еще раз забеременеть. Разумеется, уже не от него.
С тоской осознаю главный мотив - Гордею мы просто не нужны…
Все против нас, и я не знаю, что делать. Не могу ни есть, ни пить, ни работать, ни… жить. Действую на автопилоте. Продолжаю размышлять о своей никому не нужной беременности, спрятавшись в прививочном кабинете
Апатично уставившись в одну точку, помешиваю сахар в кружке остывшего чая.
– Ох, задергала тебя Машка? – охает прививочная медсестра, отвлекаясь от заполнения карточек. Садится рядом со мной за стол.
– Из кабинета выжила, так что ты у меня отсиживаешься?
– Нет, я помочь тебе хочу, пока у меня перерыв между приемами, - пожимаю плечами, отодвигая от себя нетронутый чай.
– Я бы на месте главного давно эту тараканиху уволила, - продолжает причитать.
– На нее ведь жалобы от пациентов сыплются как из рога изобилия.
– Работать некому, текучка постоянная, - безэмоционально отвечаю. Марию я действительно видеть не могу. Если она вновь спросит о Гордее, то я… позорно расплачусь. Завистнице на радость. – Да и я, наверное, уволюсь, - заявляю неожиданно для самой себя.
– Как? Ты же педиатр от бога! Как только появилась, все детки тебя полюбили, а мамочки в очереди выстраиваются, - Светлана Яковлевна складывает руки на груди, сокрушенно качая головой.
Хорошая женщина, добрая. С первого дня меня приняла. Когда все важные врачи были хронически заняты и отмахивались от меня, эта медсестра терпеливо рассказывала, как здесь все устроено, и напоминала о планерках, на которые я порой опаздывала, не успевая закончить прием.
– У меня дядя за границей, - спокойно поясняю, хотя в груди бушует шторм. – Сразу после института звал к себе на стажировку в Германию…
– Ой, да что эти немцы умеют, - фыркает недовольно. Человек старой закалки, она ярая сторонница отечественной медицины. – Мы в таких условиях работаем, что им и не снилось, зато всегда на чеку! В самых сложных ситуация быстрее отреагируем, чем эти педанты. Еще их научить можем многому!
– Я дяде на выпускном примерно так и сказала. Обиделся, - тихонько посмеиваюсь. – А теперь думаю... Почему бы и нет? Учиться полезно. Опыт западных коллег не помешает.
Признаться, я просто хочу сменить обстановку и уехать как можно дальше от проблем. На расстоянии забыть Гордея будет легче, чем когда я вижу их с Алисой регулярно в своем кабинете.
Что будет с нашими общими двойняшками? По-прежнему не могу решить…
Родной детский голосок раздается внезапно, но проникает сразу в сердце. Инстинктивно подскакиваю с места, подлетаю к двери, трясущимися пальцами обхватывая ручку. Выглядываю в коридор, где мамы ожидают очереди на прививку. В толпе незамедлительно нахожу… его.
Гордей меряет шагами пол, покачивая на руках плачущую
– Гордей Витальевич, - окликаю его, с трудом восстановив сбившееся дыхание. – Доброе утро, у вас запись через час, - хмурюсь, покосившись на часы.
Я надеялась, что у меня будет время, чтобы подготовиться к встрече. Убедить себя в том, что Одинцов – не более чем очередной родитель моей пациентки. Включить профессионализм.
Но как же сложно общаться с ним таким тоном, будто мы чужие! И делать вид, что ничего не произошло.
– Здравствуйте, Виктория Егоровна, - так же сухо и отчужденно приветствует меня. – Моя вина. Перепутал.
Стальной баритон пробирает до костей, напоминая о нашем недавнем разговоре. Смотрю в ледяные глаза Гордея, и в ушах вместо безобидной фразы пульсирует жесткий приговор: «Аборт». Ладонь невольно ложится на живот, словно защищая две жизни внутри, ноги отказываются слушаться. Но стоит мне опустить взгляд на Алиску, как совершенно другие чувства наполняют душу – теплые, светлые, материнские.
– Пожалуй, мы подождем на улице, - тяжело выдыхает Гордей, но дочка протестует, срываясь в крик.
– Нет, - подхожу к ним вплотную. – Я приму вне очереди. Проведу сразу на прививку, там и осмотрю.
Забираю Алиску, и она мгновенно затихает, как мышонок, прижавшись к моей груди. Чувствую на себе пристальный, пронизывающий взгляд, но не решаюсь поднять голову. Не выдержу зрительного контакта с неприступной скалой – сама окаменею. Или, наоборот, выплесну на него все накопившиеся эмоции, которые ему безразличны.
– Вика, как ты? – тихо шелестит над макушкой. Одинцов слишком близко, чуть склонился над нами и накрыл ладонью мою руку, которой я придерживаю малышку.
– Не стоит так переживать, все по плану, - абстрактно отвечаю, намекая на его приказ прервать беременность.
– Послушай, Вика, я ведь… - начинает чересчур ласково и заботливо, а мне кричать хочется от боли.
– Гордей Витальевич, подождите пока в моем кабинете, пожалуйста.
Свободной рукой открываю перед ним дверь. Отмечаю, что смежная - тоже нараспашку, словно Мария ждет меня и новых сплетен. Не сегодня. Это всего лишь плановый прием.
Скорее всего, наша последняя с Гордеем встреча…
Молча оставляю его на пороге, а сама несу Алиску в прививочную. Как только оказываюсь в помещении, скрытая от чужих глаз, я расцеловываю ее пухлые щечки. Колики прошли, питание удалось наладить – и крохотная прелесть стала набирать вес, хорошея с каждым днем.
– Моя лапочка, - нежно нашептываю. – Давай тебя послушаю.
Уложив девочку на стол, расстегиваю кофточку и прикладываю головку стетоскопа к маленькой грудке. Алиса улыбается, плюется и пытается мне что-то сказать, но на выходе получается лишь протяжное: «Гу-у-у». Порывисто наклоняюсь к ней и целую в лобик, замирая так на секунду.