Ненужная мама. Сердце на двоих
Шрифт:
Тихое «ма» бьет под дых, проникает в самое сердце и отзывается резкой схваткой в огромном животе, который я усиленно прячу от камеры. Двойняшки будто хотят заявить о себе отцу. Рассказать правду, которую я от него скрыла, подделав справку об аборте.
– Что с тобой? – доносится голос Гордея. Хрипло, бархатно, взволнованно.
Хочется кричать на него и плакать, но боль парализует. Одной рукой сжимая телефон, вторую – прикладываю к животу, чтобы утихомирить малышей. Становится только хуже, так что я не в силах сдерживать эмоции.
– Я перезвоню, - с трудом выдавливаю из себя, обрывая связь, пока
Зажмурившись от очередного спазма, я ищу в списке контактов номер Германа Демина – акушера-гинеколога, который ведет мою тяжелую беременность. Я обратилась к нему по рекомендации дяди. И сразу заявила, что никакого аборта не будет. Помню, как Герман нахмурился, но, поразмыслив, молча кивнул и забрал мои документы, чтобы оформить. Дальше последовала вереница анализов, обследований, консилиумы врачей. Я чувствовала себя так, будто меня готовят к запуску в космос…
Сложнее всего было признаться родным. Они отпустили меня в Германию на стажировку, а я ни дня не проработала. Как только отец услышал о моем положении и рисках, то прилетел первым же рейсом, бросив все. Поселился со мной в доме дяди, не отходил ни на шаг. Лишних вопросов о биологическом отце деток никто не задавал, чтобы не волновать меня, ведь любые переживания мне противопоказаны.
Родственники тряслись надо мной, как наседки, сдувая пылинки и боясь дышать в мою сторону. Если первое время я потешалась над ними, потому что чувствовала себя нормально и порхала на седьмом небе от счастья, убаюканная и обезвреженная гормонами, то на позднем сроке… испытала на себе все «прелести» многоплодной беременности. Меня не раз увозили на скорой посреди ночи, я неделями лежала на сохранении, а потом и вовсе прописалась в клинике, где и нахожусь по сей день.
Под чутким наблюдением. Иначе могут не успеть…
– Герман, м-м… А-ай! – вместо слов из горла вырывается отчаянный стон.
– Сейчас зайду к тебе в палату, Викки, - по-свойски отвечает доктор, ведь в последние месяцы беременности я вижу его чаще, чем семью.
Демин не раз спасал моих детей, когда другие наверняка поставили бы крест на этой сложной беременности. Надеюсь, в самый экстренный момент мой доктор тоже не подведет. Верю ему, но…
Страх сковывает легкие, потому что… Гордей был прав – мне нельзя рожать. Однако боюсь я сейчас не за себя, а за двойняшек. Какой смысл жить, если я потеряю их? Ради кого?
– Что случилось? – с порога спрашивает доктор, быстрым шагом приближаясь к моей койке.
Осматривает меня внимательно, бережно и без суматохи, не выдавая ни тени эмоций. Делает КТГ, и я, притаившись, прислушиваюсь к сердцебиению малышей. Мысленно молюсь, как умею. Герман общается со мной так, словно я его обычная пациентка, а моя жизнь не висит на волоске. Его подход действительно работает. Немного успокоившись, я подробно рассказываю ему о своих ощущениях, а он бросает как бы невзначай:
– Давно у тебя схватки?
– Живот начал болеть час назад. Или два… - погружаясь в шок, я часто и шумно дышу. – Схватки? Пора? – отрывисто уточняю очевидное, и Герман коротко кивает. – Как же так… Нам рано… Кесарево назначено на послезавтра,
Он по-прежнему бесстрастен, только лицо стало каменным. Перехватив мой взгляд, сдержанно улыбается.
– Викки, признавайся, тебя ко мне специально подослали, чтобы проверить мой профессионализм? – отвлекает меня сарказмом.
– Ты самая непокорная из всех пациенток, которых я когда-либо вел, будто намеренно испытываешь меня на прочность.
– Это мои первые роды, Герман, и, скорее всего, последние. Я понятия не имею, как распознать схватки, - всхлипываю, поглаживая необъятный живот. Двойняшки давят на желудок и легкие, отчего тошнит, нечем дышать и голова кружится. Сердце сжимается, будто попало в тиски, капельки пота выступают на коже. И я измученно жалуюсь: - У меня уже несколько месяцев все болит и тянет, а я сама почти не встаю с койки.
– Не раскисай. Из родильного блока беременной еще никто не уходил, - усмехается Демин, выуживая телефон из кармана медицинских штанов. – Готовьте операционную, - приказывает в трубку. – Богданова… Экстренное кесарево… - хмурится на секунду, слушая голос на том конце линии, и жестко отрезает: - Нет, никакой замены. Нам нужен кардиолог и это должен быть именно Руст. Я сам его вызову.
– Все по плану? – тихонько лепечу, когда он убирает трубку от уха.
– Хочешь, чтобы я тебе лгал? – иронично выгибает бровь, а я отрицательно качаю головой. – По плану у нас послезавтра, но ребятишкам виднее, когда пора на свободу, - взглядом указывает на мой живот. – Будем рожать со спецэффектами. Егору Натановичу сама позвонишь? Он просил предупредить…
– Да, - дрожащей рукой хватаюсь за телефон. – Герман, - окликаю его у открытой двери. Он пропускает в палату акушерку, которая начинает готовить меня к операции, а потом оборачивается сам.
– Что, Викки?
– Пообещай, что будешь спасать детей, - сипло произношу, когда железная лапа сжимается на сердце. Тревога нарастает, превращаясь в первобытный ужас.
Демин возвращается, присаживается на край моей койки, берет меня за руку и четко, буквально по слогам, произносит:
– Я обещаю… что спасу всех троих, - по-доброму подмигивает мне. – Соберись, маму из тебя делать будем. Хорошо запомни этот день, потому что он станет самым счастливым в твоей жизни.
Я пытаюсь следовать совету врача, но… это так сложно, когда по спине прокатывается озноб, а тело бьет мелкой дрожью. В операционной холодно, пищат приборы и снуют медики. Я в позе эмбриона, едва дышу и не двигаюсь, пока мне вводят эпидуральную анестезию. Живот каменный, малыши почти не дают о себе знать, в груди ком из колючей проволоки. Страшно так, что хочется реветь, но я молча проглатываю соленые слезы.
Думаю о том, что по ту сторону белоснежной двери остался отец – я успела увидеться с ним, пока меня везли сюда по коридору, и переброситься парой фраз. Он дико волнуется, а ему нельзя – сам после приступа. Наверное, мечется по палате в ожидании внуков и… меня. Нельзя его подвести. Как и брата с мамой, которые остались в России. А еще… вот бы хоть разочек Алиску увидеть, взять на руки, обнять. И Гордея… тоже… напоследок…