Ненужная мама. Сердце на двоих
Шрифт:
Глупая? Наверное…
Жизнь слишком короткая и хрупкая, чтобы тратить ее на сомнения.
Именно поэтому я решила сегодня наплевать на гордость и заехать к ним с Алиской. Пообщаемся без лишних свидетелей. Наедине. В конце концов, я соскучилась по малышке. Как ее педиатр, имею право проведать в любой момент.
– У меня вызов, так что буду у вас ближе к вечеру, - говорю родному человеку почти правду.
– Хорошо?
– Ждем, Викуля, до встречи!
– ласково обращается Назар и отключается, отвлекаясь на свои дела.
Некоторое
Долгие гудки вылетают из колонок. Бьют по ушам, пульсируют ноющей болью в висках.
Нервничаю.
Как назло, Одинцов не отвечает.
Может, включил беззвучный режим? Скорее всего, укладывает Алиску, а я только зря мешаю.
Поспешно сбрасываю звонок.
Что ж, сюрприз будет. Главное, чтобы приятный…
Через полчаса я уже поднимаюсь с пакетами в руках по ступенькам знакомого подъезда. Здороваюсь с вздорной соседкой, которая всегда на чеку, и она скрывается в своей квартире.
Тихонько, вкрадчиво стучу в дверь, чтобы не разбудить Алиску. Никакой реакции с той стороны. Машинально дергаю за ручку – и она вдруг поддается. Пожав плечами, переступаю порог.
– Гордей, ты дома? – зову шепотом.
– Извини, тут было не заперто, так что я…
Осекаюсь на полуслове, схлестнувшись взглядом с посторонней женщиной. Она точно не няня Алиски, потому что я лично подбирала кандидаток. Коротко киваю в знак приветствия и безмолвно изучаю незнакомку, получая в ответ такое же пристальное внимание.
Замечаю в ее руках тряпку и… злосчастную черную рамку, с которой женщина любовно стирает пыль. Аккуратно ставит ее на тумбу так, чтобы хорошо было видно изображение. Напоследок проводит по нему пальцами, тяжело и горько вздыхает. Глаза, обрамленные морщинами, поблескивают от недавних слез.
В этот момент мне хочется сквозь землю провалиться. Со знакомой до боли фотографии на меня победно смотрит жена Одинцова и будто смеется надо мной.
Цепь событий выстраивается в голове, и я жалею, что приехала без предупреждения. Пальцы разжимаются, пакеты с подарками падают на пол.
Из детской выглядывает Гордей, видимо, отреагировав на шум. Увидев меня, мягко улыбается, будто искренне рад встрече, хоть и удивлен. Прикрыв за собой дверь в комнату, где спит Алиска, он идет к нам.
– Вика, привет, - ласково произносит, даря мне частичку своего тепла, но следом безжалостно забирает ее. Покосившись на растерянную, опешившую женщину, меняется в лице и хмурится. От улыбки не остается и следа. – Это моя мама Олеся Яковлевна. Помнишь, я рассказывал? Приехала в отпуск из Беларуси, поможет с Алиской, - свободно объясняет, а я лишь молча киваю. – Мам, а это Вика… - запинается, не зная, как меня представить.
– Виктория Егоровна, педиатр Алисы, - называю свое
– Ах, вы доктор Виктория Богданова? – мягко улыбается мама, совершенно с другим настроением, будто увидела близкого человека. Нехотя соглашаюсь, но не могу отделаться от мысли о том, что фамилию позорю одним своим присутствием на месте «преступления». – Гор тепло о вас отзывался. Спасибо, что помогли ему справиться с Лисуней в самую трудную минуту.
По-родительски поглаживает меня по плечу, а я стою, как кол проглотила, и не шевелюсь. Неотрывно смотрю в серые глаза Гордея, будто завороженная. Ищу в них поддержку, но нахожу лишь зеркальную растерянность. Напряжение зашкаливает, хоть внешне мы невозмутимы. Для нас обоих ситуация неоднозначная и неловкая.
– Что вы, я просто выполняла свою работу, - отвожу взгляд в сторону ванной.
– Гордей Витальевич все делал сам. Он прекрасный отец.
Понимаю, что вести светскую беседу с матерью своего… любовника, не хватает выдержки. Наносная броня оказывается из хрупкого хрусталя. Трескается, покрываясь паутинкой, и, пока она окончательно не рассыпалась на осколки, я сбегаю под предлогом, что нужно помыть руки перед осмотром.
В суматохе оставляю дверь приоткрытой. Сквозь шум воды улавливаю обрывки разговора.
– Сегодня в клинику больше не поедешь? Нет дежурства? – уточняет Олеся Яковлевна и сразу продолжает: - Тогда я пойду ужин готовить. Вечером сядем - Алису помянем.
Вздрагиваю от ее дикой фразы, а потом понимаю, что она говорит не о малышке, а о ее матери.
Значит, Гордей назвал дочку в честь жены? Сила его любви вызывает уважение и… причиняет боль, потому что адресована не мне. И никогда не будет.
Я знала, на что шла. Знала ведь! Но от этого не легче…
Стряхнув воду с ладоней, упираюсь в край раковины и устремляю взгляд на свое отражение в зеркале. Кажется, у меня на лице все написано, а по лбу летит бегущая строка: «Я переспала с вашим сыном». Никогда я еще не была настолько не в своей тарелке. Секунды сливаются в минуты, время течет вместе со струйкой воды из крана, а я никак не могу прийти в себя.
Отключаю влюбленную девушку Вику и призываю на помощь педиатра Богданову.
Чтобы поддержать легенду, направляюсь в детскую. Коридор кажется бесконечным, а я бреду по нему, как на плаху. В последний раз… Стараюсь не смотреть по сторонам, особенно на тумбу и... дверь спальни.
На кухне гремит посуда, в воздухе витают ароматы еды. В квартире Гордея так уютно, по-домашнему… и только я лишняя здесь.
Слышу шаги за спиной, но не оборачиваюсь. Как можно спокойнее крадусь в комнату, где спит Алиска, и склоняюсь над кроваткой. В углу на перекладине по-прежнему висит мой крестик. На память.