Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Это был настоящий ад. С самого первого дня, когда «Божьи праведники» заполонили город, грабили магазины и банки и убивали людей, было пролито огромное количество человеческой крови. И всё это время Гис жил в постоянном страхе.
«Когда же, наконец, закончится эта ужасная осада?» – день за днём спрашивал он себя, ведь если ничего не изменится в самое ближайшее время, им не продержаться и недели…
Да, коварный и жестокий враг держал столицу в осаде. И всё же Гис не терял надежды. Он верил, что их монарх всё же сумеет собрать с земель королевства так необходимое им сейчас подкрепление, ведь иначе их страна будет разграблена и обезглавлена этими
Сам же Гис ничем не мог помочь своей стране, и лишь то, что его владения находились на окраине Лондона, пока спасало его от захватчиков. Он сидел взаперти в своём замке, пока (и это было его ошибкой) не решил выехать к фермерам за продуктами, ведь запасы еды к тому времени были уже на исходе ввиду длительной осады границ города. И притупившееся чувство страха из-за спокойствия на городской окраине сыграло с Гисом жестокую шутку. Вернувшись назад, он, можно считать, не вернулся вовсе. По крайней мере, к своей прежней жизни. И проклял себя за то, что нарушил свою клятву не покидать замок с момента вторжения в Лондон «Божьих праведников» ни при каких обстоятельствах.
Но мог ли он поступить иначе? Наверное, не мог, ведь все в замке, включая его, умерли бы с голоду, находясь в вынужденной, хоть и невидимой, осаде.
Так думал Гис довольно долго, пока гнетущая тишина коридора небольшой больницы не спутала его мысли. Никого больше не привезли сюда в эту ночь – захватчики были слишком умны и жестоки, чтобы оставлять после себя раненых свидетелей своих преступлений, поэтому они старались никому не оставлять шансов выжить, и методично добивали. Именно поэтому больницы были пусты, зато морги – заполнены до отказа.
Исключением из всей этой ужасающей статистики был лишь его дворецкий Бартоломью, которому чудом удалось остаться в живых. В отсутствии хозяина бандиты ворвались в замок, вынесли из ценных вещей то, что смогли вынести, перебив по пути половину его прислуги (тех, кто не успел спрятаться), а напоследок выстрелили в Бартоломью, самоотверженно защищавшего господское имущество. Слава Богу, что он сразу потерял сознание, иначе мерзавцы добили бы его. И даже то, что сейчас Бартоломью балансировал над пропастью на грани жизни и смерти, уже было великим чудом и громадным везением для бедняги. Подумать только, сколько подданных Короны осталось за дни осады без своих родных и близких! И каким самообладанием и решительностью должен был обладать перед лицом врага их монарх, чтобы дать отпор этим мерзким убийцам!
Но сейчас Гису Флетчеру было не до тягостных размышлений. Нужно было подумать о необходимости быть рядом с Бартоломью, ведь он, в сущности, спас ему жизнь, не увидев ничего опасного в том, что хозяин поедет за продуктами. И теперь Гис проклинал себя за это. Ему пришлось нести окровавленного дворецкого на руках прямиком до больницы, ведь бензина для машины было достать неоткуда – Лондон взят в кольцо, а все заправочные станции были уничтожены в первый же день агрессии.
Врач удалился, ничего больше не сказав, но Гис не мог дремать. Он знал, что никогда ещё не был так виноват перед Бартоломью. Как же его несчастный дворецкий теперь сумеет выкарабкаться? Ему пятьдесят восемь лет, но выглядит он на все семьдесят. А всё из-за того, что за свою жизнь он только и делал, что спасал его, Гиса, от колёс автомобилей, сумасшедших параноиков и мстительных «Робин Гудов», мечтающих только о том, чтобы очистить мир от богачей, чиновников, олигархов и монархов; и этим они мало отличались от тех, кто захватил их страну сейчас. И все его раны и шрамы, подчас
Вскочив, Гис с остервенением подбежал к зеркалу, чтобы увидеть в нём того, к кому он сейчас испытывал такое сильное отвращение, кто искалечил своего дворецкого во всех смыслах этого слова, искалечил его тело и душу, его жизнь и здоровье, уничтожил все его надежды, надежды на лучшую жизнь, которая без Гиса могла бы быть у Бартоломью совершенно другой, спокойной и счастливой…
«Лучше бы я не рождался!» – вспыхнуло в мыслях у Гиса, когда он увидел в зеркале своё отражение. Оно показалось ему до того омерзительным, словно он был на самом деле не герцогом, а каким-то маньяком с хищным оскалом и горящими злобой глазами. Хуже даже «Божьих праведников». Гораздо хуже…
И, поняв это, Гис тяжело задышал. И вдруг закричал. Закричал с болью, от которой у него разрывалось сердце:
– Ну что, несчастный, нравится тебе, что ему из-за тебя больно и плохо, он страдает, а ты сидишь тут и радуешься, что цел и невредим?! НУ ТАК ПОЛУЧАЙ!!!
Кулак герцога метнулся к зеркалу. Отражение, исказившись, исчезло, разбившись на десятки осколков. Гис опустил окровавленную ладонь. На звон разбитого стекла сбежались врачи, но он их не замечал.
– ПОЛУЧАЙ, ПРЕДАТЕЛЬ! – кричал он сам себе, раз за разом ударяясь головой о стену рядом с разбитым зеркалом. – Вот тебе, клятвопреступник! За то, что не уберёг его! За то, что сбежал из замка! Из-за тебя он пострадал! Из-за тебя! БУДЬ ЖЕ ТЫ ПРОКЛЯТ!!!
Не даваясь в руки суетившимся вокруг него врачам, Гис кричал от бессилия и злобы, целиком и полностью погружённый в своё горе, разрывавшее ему душу, и бил сам себя. Врачи пытались его успокоить, но в глубине души понимали его боль и вскоре перестали его уговаривать, зная, что вскоре этот приступ самобичевания пройдёт самостоятельно.
Вскоре герцог действительно устал и вновь присел на диван, с некоторым стыдом поглядывая на врачей.
– Простите… – едва затем смог он выговорить.
– Не ваша в том вина, господин, – мягко отозвался один из врачей. – Мы понимаем ваше состояние. И, поверьте, сейчас наши коллеги делают всё возможное для того, чтобы спасти вашего дворецкого.
Гис устало моргнул и прилёг на мягкое сиденье дивана.
– Я посплю тут немного, – отозвался он. – Если, конечно, мне удастся заснуть сегодня…
– Конечно-конечно, – согласился врач. – Вам необходимо сейчас отдохнуть, крайне необходимо.
Они ушли. Глубоко вздохнув, Гис закрыл глаза. Но перед его взором тут же встал образ его дворецкого, лежавшего в луже крови на полу и с мольбою в глазах глядящего на только что вернувшегося господина. Одни только глаза в тот момент он уже никогда не сможет забыть…
– Нет… – очнувшись, простонал Гис. Он сел, понимая, что сна Господь ему не даст, и что его миссия отныне – неусыпно бодрствовать в наказание за случившееся.
– Барти… – тихо прошептал он. – Прости меня, Барти… – Гис закрыл лицо ладонями. Но вдруг сквозь просветы между пальцами увидел, что на полу среди осколков разбитого зеркала лежит небольшая книжица в фиолетовом переплёте, похожая своим видом на ежедневник.
Гис с удивлением приподнялся, затем встал и медленно подошёл к ней. На обложке ничего не было написано, – вместо этого всё пространство занимал странный рисунок, похожий более всего на какой-то герб. Гис быстро поднял находку и всмотрелся в изображение повнимательнее.