Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Река протекала сразу за садом, но берега у неё не было, – на его месте стояло летнее кафе открытого типа, построенное по принципу беседки. Вместо стен в ней имелись балки с перегородками, а крышу поддерживали два ряда колонн. Нечто вроде широкого подоконника, похожего скорее на длинную и высокую ступень или скрытую платформу, являлось выступающей частью фундамента. Почти полное отсутствие декора в этом помещении с успехом заменяла любимая герцогом угрюмая простота и величие тяжёлого тёмного дерева, из которого целиком и полностью было сделано это кафе. Так что реке оставалась лишь узкая бровка, поросшая травой. А сама «беседка» была
Но на дворе была осень, и «беседка» пустовала. А сейчас к ней со всех ног бежал Бартоломью, – но отнюдь не затем, чтобы там отдохнуть.
Едва не задевая выступающую ступень фундамента, – до того мало было пространства между кафе и рекой, – Бартоломью мчался по бровке вдоль постройки, выжимая из себя последние силы и хрипло крича «Стой!» воздушному шару, уже почти не различимому в бездонной черноте ночного неба. Однако бровка берега становилась с каждым мгновеньем всё уже, и Бартоломью, наконец, перескочил одним прыжком на бортик фундамента, пока не оказался в самом конце «беседки» и спрыгнул с её края вниз, на последние сантиметры берега.
Впившись полным тоски взглядом в улетающий шар, старик то подавался вперёд, то отступал. По-видимому, он был готов даже плыть за этим шаром, но не оставить своих отчаянных попыток догнать его. Но в конце концов его разум отрезвил его голову, но только тогда, когда раздавшиеся позади крики Мартемьяна и Аделаиды «Барти! Стой! Не лезь в воду! Ты же утонешь! Его всё равно уже не догнать!» заставили бедного старого дворецкого сдаться. И он в последний раз изо всех своих оставшихся сил послал вслед шару самое страшное проклятье, какое только он знал, сам же затем испугавшись, что оно может причинить вред его господину, который улетал вместе с похитителями.
Бартоломью долго стоял, вглядываясь в чернеющее небо, в ту теперь едва различимую точку, пока она не исчезла совсем, а затем рухнул на колени у самой кромки берега и отчаянно зарыдал. О, если бы он мог вырвать из своего бренного тела бессмертную душу и отправить её вслед за шаром! Тогда бы она непременно догнала похитителей и вызволила из беды господина!..
Если бы…
Позади себя дворецкий слышал постепенно приближающиеся голоса своих подопечных, но не мог уже ни на что реагировать. Все его мышцы вдруг сковала какая-то неведомая сила, – то ли горе, то ли пережитый страх. Но он всё же сумел подняться на ноги.
И тут произошло нечто странное – а, может быть, ничего странного в этом и не было. Голоса вдруг исчезли, и перед взором Бартоломью пелена из слёз сменилась расплывчатым изображением его хозяина, который роняет каплю своей крови из порезанного пальца на переплёт книги из королевства Гулсен. И эта капля, впитываясь в переплёт, превращается в слова, которые мгновенно врезались в память старого дворецкого. На первой из последних пустых страниц книги теперь стояла написанная кровью фраза «Долг оплачен».
Видение сменилось
====== Глава 2. Canis Adoriri ======
Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,
У всех золотых знамён, у всех мечей.
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца –
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
М. Цветаева.
Голоса… Много голосов… Совсем близко… Он, наверно, уже миновал атмосферу, и теперь летит к Куполу Вселенной на звук голосов Небесных Ангелов…
А вот и один из них.
– Барти! Барти! Господи, Барти, очнись! Прошу тебя!
Бартоломью медленно открыл глаза. Ему на миг показалось, что он вновь видит то видение – своего господина, роняющего каплю крови на книгу в тот невесёлый для него день, – но тут краски начали постепенно проясняться, и старый дворецкий увидел перед собою лицо сильно взволнованного Мартемьяна.
– Ну наконец-то, Барти, слава Небесам, – облегчённо выдохнул он. – Мы все так волновались за тебя.
Мартемьяну было пятьдесят четыре года. Именно потому, что он был из всей прислуги замка самым молодым, всегда и во всём старался помочь друзьям, поэтому подчас взваливал на свои плечи не самую лёгкую работу по замку. Его жена Аделаида, на четыре года старше его, помогала мужу, но только изредка – готовка блюд занимала у неё почти весь день, а всё потому, что герцог имел не слишком полезную привычку запасать еду впрок, – привычку, приобретённую им с того времени, когда они голодали, оторванные от благ цивилизации осадой Лондона «Божьими праведниками». Но, несмотря на всё это, вчетвером они вполне справлялись со своей работой и оказывали во всём посильную помощь друг другу.
И теперь все трое пытались привести в чувство своего командира. Мартемьян хлопал Бартоломью по щекам, Анастасий поддерживал его голову, положив её себе на колени, а Аделаида щупала пульс и уже собиралась набрать в рот воды из графина, но необходимость в этом отпала, как только старый дворецкий пришёл в себя, и теперь, не слушая обрадованных речей Мартемьяна, пытался подняться, прилагая к этому все имеющиеся на тот момент у него силы, ибо думал, что потерял сознание лишь на несколько секунд, и отчаянно пытался наверстать упущенное время, чтобы всё же каким-то образом догнать свою главную цель. И только окончательно очнувшись, он обнаружил, что находится в замке, в своей комнате.
– Пустите меня! – вдруг с необъяснимой злостью выкрикнул он и, наконец, встал. Но силы тут же его оставили, и Бартоломью обмяк на руках успевшего подхватить его Мартемьяна.
– Нет, Барти, нет, – попытался вразумить его конюх. – Не надо никуда бежать. Они уже давно улетели. Утешься тем, что ты не смог бы их догнать при всём желании. Да и мы тоже.
Он усадил дворецкого на его постель. Обведя мутным взором всех троих, Бартоломью тяжело вздохнул.
– Что же вы… – начал было он бранить своих подопечных, но тут и сам понял, что Мартемьян был прав.