Невеста
Шрифт:
— Понятно. Напиши потом, хорошо?
— Что написать?
— Что-нибудь. Когда сможешь приехать и все такое.
— Конечно. И ты пиши, как дорога. — Он быстро чмокает меня в лоб, треплет Ромку за плечо, мажет взглядом по спящему Ярику и уходит в противоположную сторону.
— Любовь прошла, завяли помидоры… — тянет Савелий.
— Любовь не прошла, — огрызаюсь я. — У нас действительно проблемы, а ты ведешь себя отвратительно. Ты — не привилегированная единица, и я тебе не разрешаю такое.
— Я веду себя обыкновенно.
—
Мы останавливаемся у машины и смотрим друг на друга. Родной он мне, скотина такая, но родной. Едва его тонкие губы трогает добродушная улыбка, мое сердце взрывается. Ну просто вспыхивает в груди сверхновой от мысли, что я могу ему рассказать! Какие храню новости!
Он будет в таком шоке. Его это… конечно, размажет. Как и мне недавно. Но мне так хочется, чтобы он знал. Так сильно хочется!..
Но нельзя. Молчи, Рада, молчи.
— Это было навсегда, пока не кончилось, — говорит Савелий, имея в виду Ростислава и видимо, мою попытку создать семью.
Я подхожу и быстро обнимаю его. Савелий хлопает меня по плечу.
— Дай бой здоровья и терпения девушке, которая тебя полюбит, — шепчу я.
Он хрипло смеется.
— Сама будет виновата. Давай-ка закинем твои сумки в багажник.
Багажник Мерса открывается автоматически, Савелий поднимает первый чемодан, а я усаживаю Ромку в автокресло, пристегиваю.
— Ростик тоже сам виноват, что полюбил меня? Как думаешь? Я веду себя как стерва, и он недоумевает, что происходит.
— А нечего было прикидываться ангелом поначалу.
Я достаю спящего Ярика и осторожно переношу в машину.
— Тише-тише, байки-байки, сыночек. Спи, мой хороший, — закрываю глазки малышу. И обращаюсь к Святоше: — Можно было хотя бы не целовать меня в губы при встрече.
— Ну и втащил бы мне. Ладно, я просто дурно спал и не в настроении.
А я в шоке. Все еще в шоке, Исса из-за того, что узнала.
Ехать четыре часа, дети укачались и спят, а мы с Савелием пьем дрянной кофе с заправки и болтаем о делах.
— Значит, думаешь, сделка будет выгодной? — спрашиваю я в очередной раз.
— Продай его, Рада, — Исса больше не дурачится, говорит спокойно, адекватно. — Избавься от отеля. У меня самого, как вижу белый забор, каждый раз дыхание перехватывает. Не хочу на него смотреть. Другая жизнь была у нас, пора о ней забыть.
Всю дорогу я с любопытством разглядываю друга. Раньше не обращала внимания на детали, да и мне дела не было до других, даже близких друзей — с близнецами некоторые недели походили на выживание.
Сейчас же я с удовольствием отмечаю, что Савелий набрал с десяток килограмм мышечной массы, его щеки больше не впалые, а глаза — не мертвецки пустые. На скулах играет легкий румянец. Он выглядит на свой возраст — молодой успешный мужчина.
И этот засос на шее… вряд ли бы Савелий позволил его оставить незначительной
Неужели Давид был прав и жизнь после «смерти» Алтая продолжилась?
Думать об этом не хочется.
— Можно я у тебя кое-что спрошу? — говорю вполголоса. — Только не ехидствуй, ладно? Мне нужен совет.
— Валяй, рыба.
— У меня к Ростиславу очень теплые чувства. Я с ним иногда прямо счастлива, когда забываю о… ты знаешь о ком. Мы с Ростиком стали друг для друга волшебными таблетками к исцелению. Он очень нежный. Совсем другой. И мне этого хотелось. Но… сейчас наши чувства углубились и мне кажется… его напрягает момент денег.
— О чем ты?
— Я сказала, что взамен за отель Литвинов даст мне пять апартаментов в новом огромном отеле. Ты знаешь, какой они будут по расчетам давать доход, деньги очень хорошие, и Ростик… как будто напрягся. Или даже… расстроился. Потому что ему самом столько заработать будет сложно. — Вдох-выдох: — За такие деньги ему нужно вкалывать как проклятому.
— А тебе предлагают двадцать апартаментов.
— Да, двадцать! Я умышленно ему соврала, представляешь? Они, конечно, начнут приносить доход лет через пять, не раньше, но…
— Но они будут приносить тебе этот доход. Отличный. Лично я максимально доволен, что мне не придется выплачивать алименты за Алтая.
— Исса, ты обещал быть серьезным.
— Я серьезен. И я правда рад, что ты будешь обеспечена до конца жизни.
— А он расстроился, представляешь? Он как будто представлял, что сделка будет… чуть менее удачной.
— Думаешь, он с тобой соревнуется? Знаешь, что-нибудь из серии, что настоящая семья должна строиться на равных.
— Когда мы с Литвиновым договорились о сделке, Ростик обрадовался. Честно. Это было заметно. А когда я рассказала условия, он… сник. А потом, из-за какой-то ерунды на экскурсии вообще от меня отсел.
— Плохо.
— Я не понимаю, в чем дело. Ведь мужчины везде и всюду ноют, что женщины пытаются их обобрать! Заявляют, что не собираются содержать чужих детей! Что девицы вокруг сплошь тарелочницы, да и вообще меркантильные идиотки! Я не тарелочница, не меркантильная. У меня есть деньги на детей, на себя, да и на него тоже. И все равно он расстроился, — тру лицо.
— Рада, многим жизни не хватит, чтобы такие деньги заработать, какие Алтай тебе оставил. Он говорил мне еще давно, что земля перспективная, я думал, он гонит, кому наше село надо. У него, видишь, было чутье.
— Да, у него чутье.
Исса улыбается:
— Он выкупил эту землю на аукционе за три копейки. Мы тогда сидели в цеху, который потом сдали Филату. Холодно было пиздец, февраль, ветер. Мы топили буржуйку и бухали, чтобы согреться. Я помогал ему участвовать, мы писали ставки в режиме онлайн. Я хорошо помню тот вечер, потом отмечали долго.