НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
Глеб покачал головой и запер ворота, затем сел в машину, включил зажигание, подправил сиденье и, проверив в кармане ключи от квартиры родителей, выдохнул облегчённо:
– Взял!
На дороге вдоль гаражей машину покачивало. Он выехал на асфальт и притормозил. От заправочной станции, прижавшись к обочине, тянулась длинная вереница машин. Бензоколонки снова были замотаны шлангами.
– Да уж! – нахмурился Глеб. – У нас всё не скучно. Ещё пишут, будто бы нефть добывают миллионами тонн. И куда всё уходит?
Вдруг стало ясно: вот потому-то никогда и никто нас не победит.
Он повернул, глянул ещё раз в окно,
Хотя теперь трудно было сказать, в каком именно месте стоял родительский дом, щемящие чувства охватывали Глеба всякий раз, как только он проезжал Заводской переулок.
Да не всё ли равно? – спрашивал себя он. И с ощущением пустоты отвечал себе: Нет!
Глеб сердито дал газу, мотор заревел, и машина помчалась. На перекрестке с Пархоменко его начало заносить. Он, испугавшись, вцепился за руль и стал слегка притормаживать.
«Вот ведь как время летит», – думал Глеб. Второй год мать с отцом жили неподалеку отсюда. Квартиру им дали в «брежневке»: крохотную, однокомнатную, с низкими потолками. Поначалу родители никак не могли к ней привыкнуть. Лифта в доме не было, и каждый день не по разу приходилось подниматься пешком на четвёртый этаж. Глеб завернул с дороги к их дому: двор был покрыт серым шершавым асфальтом, и лишь рядом с подъездами изморозь облепила чахлый газон. Похоже, поэтому родители так тосковали о прошлой жизни и по-прежнему вспоминали свой сад.
Глеб, выгрузив банку с мешком, направился в сторону центра и вскоре неспешно заехал на площадь. До открытия универмага оставалось еще полчаса, но народ уже толпился у входа. Настроение было плохое. Он посмотрел в окно: порывистый ветер трепал и разбрасывал кучи опавших листьев, вертел в воздухе мусор, подгонял обрывки газет. Колючая серая пыль клубилась над площадью.
Глеб отстегнул ремень, включил печку и, прибавив звук радио, повалился на спинку сиденья. В который раз прикинул в уме: стоит ли продолжать копить деньги на магнитолу, или одолжить-таки у родителей. Идея заманчивая, но она его особенно мучила.
Взрослый мужик, разменял четвертый десяток, а до сих пор занимаю у матери. Ведь знаю, что обратно долг не возьмет, – злился Глеб на себя.
И в бессильном отчаянии следом тут же начал себя успокаивать:
Да ладно, хватит уж ныть. Потом разберусь. Деньги – не главное. Надо блат для начала найти.
А иначе-то как? – после коротких раздумий спросил себя Глеб, и тут же себе ответил. – Иначе, деваться некуда: придётся ехать на Шувакиш, и там покупать за двойную цену.
Он вслушивался в шум ветра на площади. Тот подвывал, а в машине в это время было уютно. Теплый воздух от печки согревал понемногу и приглушал мрачные думы.
«Местное время одиннадцать часов ровно…» – объявил четким голосом диктор. Глеб озабоченно посмотрел на часы, выключил радио и выскочил из машины. На короткий миг показалось солнце. Он, прищурившись, закрыл дверцу и быстрым шагом направился в магазин.
Марина нервно раскладывала на прилавке расчески, заколки, ободки для волос и прочую, как её все в отделе называли между собой, «дребедень». Каждый день приходилось выдумывать, чем заполнять пустые места. Наконец она выпрямилась и с важным видом поправила облитый лаком гребешок начесанной челки. Украдкой взглянула в зеркальце и радостно выдохнула: как раз к празднику успела перекрасить волосы в модный цвет. Так-то гораздо лучше. Подновила на веках радугу сверкающих
Глеба она увидела издалека и прошипела с ехидством:
– Надоели до смерти.
Глеб, подойдя поближе, наигранным голосом произнес:
– Привет!
Марина скривилась, но ответила всё же небрежным кивком. Тем временем её взгляд будто смотрел в пустоту. Она, помолчав для порядка, натянуто улыбнулась, поманила пальцем и зашептала чуть слышно:
– Не до тебя сегодня. С утра по отделам ходит директор, а с ней – проверяющие из управления.
Глеб постоял в нерешительности и, вздыхая, тихо спросил:
– Можно, я подожду?
На его лице виновато блуждала улыбка.
Марина, равнодушно пожав плечами, метнула резкий, надменный взгляд и бросила коротко:
– Как хочешь.
И отвернулась.
Глеб пожалел, что приехал, однако остался стоять у прилавка.
Чуть погодя Марина опять на него взглянула и показала глазами:
– Вон они, идут сюда.
Он собирался что-то сказать, но тем временем у него за спиной раздались голоса. Глеб обернулся и среди всех прочих увидел тоненькую, хрупкую женщину в голубом костюме, ту самую, что встретил в школе минувшей зимой.
Это случилось в один из тех противных вечеров, когда небо нависает над хмурой землей и жизнь кажется беспросветной. У Лариски была ночная смена, и Глебу пришлось идти на родительское собрание. Когда он поднялся на второй этаж, непривычную тишину школьного вестибюля нарушил лишь топот его шагов. Таких же, как он, кто пришел раньше, было трое, и все – незнакомые. Поначалу Глеб не заметил невысокую молодую женщину, ту, что стояла к нему спиной, вдалеке, и читала книгу. Он прошел мимо и почувствовал нежный, слегка уловимый запах духов. Легкий свежий аромат привел его в некоторое смятение. Женщина распахнула воротник у пальто, вскинула голову и отрешённо посмотрела в окно. В тусклых стёклах отражались покатые плечи и чёткий овал лица. На безымянном пальце её правой руки Глеб заметил обручальное кольцо. Его алмазные грани, отражая лучи, вспыхивали, словно звёзды. Почему-то он не решился встать рядом, остановился чуть дальше и постарался сделать безразличный вид, но через некоторое время понял, что неотрывно, даже, пожалуй, слишком пристально смотрит на незнакомку. По бокам её коротких изящных сапожек небрежно свисали кожаные шнурочки с крохотными металлическими шариками на концах. Подбитый бархатистым мехом каштановый мягкий шеврет облегал стройные лодыжки. Плавные линии бежевого пальто не давали возможности сразу увидеть, как она сложена. Глеб прикинул: сколько ей может быть лет. На вид он бы дал не более двадцати.
Тем временем женщина подняла руку, пробежала глазами по циферблату часов, положила книгу на подоконник, и пока она открывала сумку, Глеб успел разглядеть рисунок распахнутого окна на мягкой обложке, и прочитал «Татьяна Толстая «На золотом крыльце сидели…». Потом она убрала книгу в сумку, всё так же неторопливо развернулась; как ребёнок, беспечно скрестила маленькие ножки, обхватила руками лёгкий кокон пальто из пушистой матовой ткани, и сразу стала заметна её хрупкая фигура.
Было в той незнакомке какое-то небрежное совершенство. Слегка сдвинутый на бок берет открывал её спокойное лицо. В свете люминесцентных ламп блестел шелковистый мех норки палевого оттенка, серо-голубые глаза, глядя задумчиво, нежно сияли, и вся она казалась окутанной неким мягким, тёплым свечением.