НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
– Ах, да! Посмотри там, – тетушка повернулась к племяннику и махнула рукой в сторону пианино, – мама вчера принесла кое-что почитать.
Она снова уткнулась в ковёр. Илья в этот миг оглянулся: на верхней крышке, поверх старых нот, вперемешку с невзрачными книгами стопкой лежали несколько толстых журналов, а справа отдельно – «Разбиватель сердец» и двухтомник «Доктор Живаго». Эти три книги ему привезли издалёка, из Вильнюса, и он собирался их подарить в день рождения Кире Алексиной.
– Но ты, Илюшенька, подряд-то всё не читай, – не поднимая глаз от ковра, продолжила тётушка. –
– Ну, ну…, – с ироничной улыбкой Илья придвинулся ближе. – И писателей у нас развелось так много; всякий лезет на Парнас, без наук и слога.
– Вот именно! – откликнулась тётушка. – Только они-то думают, что пишут шедевры, плещут свежие струи, льют источники чистоты. А сами создают потоки дерьма, прости господи, и даже не замечают, как сами в них текут. И книги их не имеют ничего общего с жизнью. Слишком много самодовольства. Вот потому-то нет у меня понимания с ними, а стало быть, нет у нас общего кода.
– Понятно. Чтоб тебе никаких там верлибров, – Илья скептически улыбнулся. – Чтоб все точечки и запятые были на своем месте.
Тетушка покосилась с иронией.
Он взглянул вопросительно:
– Разве правила созданы не людьми?
Тетушка с молчаливой улыбкой вязала узлы.
– Однако время идет, всё меняется, – продолжил Илья, – и новые люди создают новые правила. А может быть новым писателям да поэтам надоело писать так, как раньше, вот и ищут они новые литературные формы.
– Вот значит как? – хитро взглянув на Илью, тетушка заморгала. – Красиво звучит! Только что же это такое – новая литературная форма? Это что?
Она повернулась к нему и, глядя поверх очков, спросила с насмешкой:
– Это способ такой, облекая мысли в знаки, жизнь копировать через кальку и запечатывать в книгу?
Илья, улыбаясь, молчал, и тетушка поспешила добавить:
– Бить читателя в лоб напрямую – ну это совсем уже пошлость. Тебе так не кажется? И потом, разве это искусство?
– А может они тем самым двигают жизнь вперёд, – ответил он словами статьи, прочитанной им недавно в «Литературной газете».
– Послушай, – она опять усмехнулась, – я девочкой ещё была, а значит себя нынешней была на полвека глупее, однако запомнила на всю жизнь. Дед твой тогда служил в Свердловске. А в гости к родителям заходила Лиля Юрьевна с мужем…
Илья прервал её:
– Ты о ком говоришь?
– О Лиле Юрьевне, – тётушка мельком взглянула поверх очков, – о Лиле Юрьевне Брик.
– Не понял… – Илья придвинулся ближе. – Это кто? Та самая? Муза Маяковского?
– Ну да, муза и жена Маяковского. Только к тому времени Маяковский застрелился, и Брик уже была замужем за военным. Почти два года её новый муж служил с дедом твоим, в Уральском военном округе. Фамилия у него ещё была такая же, как у нынешнего депутата – Примаков. А звали… – она задумалась.
– Виталий Макарович. Точно, Виталий Макарович Примаков, – решительно подтвердила тётушка. – Благодаря Лиле Юрьевне родители мои, ну и я вместе с ними, сходили на выставку Маяковского. Зимой это было, кажется. Как сейчас помню, народу тогда была тьма.
– И
– Ох, Илюша, много чего я повидала в жизни, обо всём сразу не вспомнишь. Вот сейчас как-то к слову пришлось. Неужели тебе интересно? О ней вроде бы как давно все забыли. Лиля Юрьевна иногда уезжала в Москву на несколько месяцев, потом опять возвращалась. Я несколько раз встречала её на почте. Ещё вот что запомнила: твой дед вместе с её мужем был прикреплен к одному распределителю. Распределитель, это, так сказать, магазин, где покупали продукты. Лиля Юрьевна и Примаков жили в Свердловске как раз в то время, когда строили Уралмашзавод, а потом вроде бы уехали в Германию. Уже после того, как появились слухи, что якобы Примакова арестовали, не помню, чтобы наши родители вспоминали об этом соседстве.
Илья чуть поёрзал:
– Ну, расскажи, как выглядела эта Лиля Брик?
Он снова заёрзал, увидев иронию в тётушкиных глазах. Она рассмеялась:
– Послушай, ребёнку все взрослые кажутся стариками. И опять же, если мне тогда было семь или восемь, сколько же лет было Лиле Юрьевне?
Размышляя, тетушка вскинула голову:
– Думаю, около сорока. Может, чуть больше. А как выглядела? Я запомнила, что у неё были стройные ноги и всегда очень изящные туфельки или сапожки. И всякий раз, когда она проходила рядом, от неё пахло какими-то удивительными духами. Вот не помню, какая была прическа, только когда солнце светило, её коричнево-золотистые волосы начинали сиять.
Она повела плечами и пожурила шутливо:
– Да ты совсем сбил меня с мысли, дружок. Ведь я почему вспомнила Лилю Юрьевну? Однажды она рассказывала, как Маяковский писал стихи. Он только потому заменял в них некоторые слова, что слишком уж приземленными они оказывались. Исчезала словесная магия.
Илья возразил:
– Я понимаю, это поэт – существо крылатое, и творит он лишь тогда, когда делается безрассудным, но позволь уж хотя бы писателям быть ближе к реальности.
Тетушка насмешливо отозвалась:
– А как же без этого. Подружка моя, Ира Бессонова, царство ей небесное, – она вздохнула и перекрестилась, – как школу закончила, решила ехать в Москву, поступать в Литературный институт.
– Тетя Ира? – удивился Илья. – Вот уж о ком не подумал бы.
– Она не всегда была той, какой ты её знал.
Тётушка, тихо вздыхая, замолкла и, встряхнув головой, продолжила:
– Так уж сложилось: только Ирка отложила мечту на потом, тут-то судьба и затянула в свой водоворот. Как оно часто бывает: сделал шаг, и вот уже хода обратно нет. Такое обрушится, даже кажется, что не с тобой это происходит. А пока в школе учились, Иришка всегда что-то писала. Как это у неё получалось – ставить слова на свои места, не знаю. Мы заслушивались, когда наша учительница по литературе зачитывала перед классом её сочинения. Ирка среди нас была самой умной, знала всех классиков и мечтала лишь об одном: стать писателем. Она и экзамены все сдала на «отлично», однако без рабочего стажа её в институт не приняли. Так и сказали: сначала жизнь надо понюхать.