Никто об этом не узнает
Шрифт:
Внизу собрались местные мальчишки и, открыв рты, глазели на неё с неподдельным восхищением.
Наконец она добралась до глупого кота, сняла его и пристроила себе на плечо. Тот мгновенно выпустил когти, вцепившись в олимпийку. Спускалась она до нижней ветви «медвежонком», а там уж спрыгнула под одобрительные возгласы: здорово! Круто! Офигеть!
Алёна снисходительно хмыкнула — вот что значит городские, хоть и пацаны. В деревне подобным никого не удивишь, а она и не такую высоту, бывало, в детстве брала. Однако всё равно приятно.
Ну а
Но и успокоившись, остаток дня Лилия Генриховна пребывала в благодушном настроении. Не кричала, не называла Алёну безголовой, безграмотной и прочими обидными «без». Поправляла мягко, не раздражаясь повторяла одно упражнение раз за разом, пока не достигали нужного результата.
Время до приезда Нины ещё оставалось, и Лилия Генриховна вдруг заявила, что теперь они будут пить чай. Какой-то особый, заваренный по рецепту её бабушки. А к чаю — абрикосовое варенье и нежнейшие вафли.
Алёна отламывала хрустящие кусочки, и они тут же таяли во рту. Вкуснотища! Ну а янтарное, ароматное варенье оказалось и вовсе изумительным. Как ещё язык не проглотила. При этом чай они пили не просто так, а из какого-то коллекционного фарфора.
— Это, конечно, не Мейсен… Это, как говорит современная молодёжь, круче. Вот этим чашечкам, чтоб ты знала, моя дорогая, почти двести лет. Я их редко, очень редко достаю. Всё больше любуюсь. И горжусь, да… Всё хочу в музей передать, да рука не понимается. А вот сегодня душа возжелала почаёвничать этак по-барски. К тому же такой повод!
Старуха, прикрыв глаза, поднесла фарфоровую чашку к губам и отпила.
— Видишь, вензель снизу, — она перевернула тончайшее блюдце и показала на тёмно-синюю закорючку. — Это именной знак фарфоровой мануфактуры Солдатова. Купец первой гильдии, меценат и просветитель. Помимо фарфора, занимался золотом, пушниной и, конечно, благотворительностью. Это, понимаешь, так заведено было. Честь и благородство были тогда в моде, не то, что теперь. Он, Базанов, Яковлев, Сибиряков, Трапезников, да много их, купцов наших, которые целые состояния вкладывали в развитие города, строили сиропитательные дома, школы, больницы, театры. Так они ещё и состязались, кто первым пожертвует или кто окажется самым щедрым. Эх… Но пить чай из таких чашечек не просто приятно. Кажется, как будто время на миг повернуло вспять, правда же?
Лилия Генриховна и впрямь подобралась, и сидела на стуле прямая и чопорная, как светская дама.
Однако она была права — само осознание, что вот этой крохотной чашечке в её руке уже два столетия, рождало в душе Алёны благоговейный трепет. И даже странно, но операция по спасению кота и это их чаепитие удивительным образом сумели унять душевную боль, ну или, во всяком случае, значительно притупить.
Домой Алёна вернулась к самому ужину. Максим же так и не пришёл. Как ни старалась она о нём не думать,
Почему вообще такое происходит, недоумевала Алёна. Почему всё время думается только о нём. Ведь ещё несколько дней назад она считала его братом, а значит подобные мысли были бы запретными, нехорошими, вообще непозволительными. Разве могло за каких-то два дня, что они провели вместе, всё поменяться? Видимо, могло, только как теперь быть?
На другой день вновь заходя в класс, Алёна внутренне напряглась и мысленно приготовилась к смешкам и оскорблениям.
«Не обращать на них внимания, не слушать их, ничего не слышать», — внушала себе перед тем, как открыть дверь. Оттуда доносились голоса одноклассников.
Невольно задержав дыхание, будто перед прыжком в ледяную воду, она шагнула в кабинет и прошла к своей парте, стараясь не смотреть по сторонам, не встречаться ни с кем взглядом, словно маленький ребёнок, который верит, что если он закрыл глаза и никого не видит, то и его не видно тоже.
Но маленькой магии не случилось. Не успела она сесть на место, не успела ответить Стасу Шилову на его, в общем-то, доброжелательное приветствие, как Кристина окрикнула её:
— О! Чучело деревенское пожаловало. А ты чего это не здороваешься? Эй, доярка, к тебе обращаются!
Алёна вся сжалась внутри, но нашла в себе силы и обернулась.
Кристина смотрела на неё со злой усмешкой, а Максим… он сидел рядом с ней и никак не реагировал. Он вообще не смотрел на Алёну, он просто разговаривал с Кириллом Ладейщиковым, не замечая её. Они оба шутили и смеялись, не обращая ни малейшего внимания на то, как Кристина срамила её на весь класс.
— Что хлопаешь глазами, пугало?
— На себя посмотри.
— Воу, у колхозницы прорезался голос! — хохотнула Фадеева. — Борзеем, да?
— Забей на неё, — зашептал под боком Стас Шилов.
— Может, тебе урок вежливости преподать? — не унималась Кристина. Наоборот, в её голосе звучало всё больше и больше задора, как будто она входила в раж.
— Крис, отвали от неё, — вдруг вмешался Ренат Мансуров. — Преподавательница, блин.
Алёна ошарашено оглянулась на него. Вот уж от него она никак не ожидала поддержки.
— Ой, ну надо же! — деланно воскликнула Кристина. — С чего это ты, Ренатик, за доярку решил вступиться?
— Крис, я тебе серьёзно говорю — успокойся. Отстань от человека.
— От человека, — фыркнула она, смерила злым взглядом Алёну, но больше и в самом деле к ней не цеплялась.
Даже в столовой все девчонки делали вид, будто её не видят, а ведь буквально вчера позорили её на весь зал, выкрикивая оскорбления.
После вчерашнего Алёна и вовсе бы не пошла в столовую, но её позвал Стас. Точнее, уломал: просил, уговаривал, настаивал, пока она не сдалась.
В конце концов, лично он один из немногих, кто её не обижал. Даже вон согласился с ней сесть в первый же день, когда остальные носы воротили.