Никто об этом не узнает
Шрифт:
Столовая была слишком новомодная — сплошные пластик, хром и стекло. Белые стены и жалюзи, белые столы и стулья, белые потолок и пол. Вся эта белизна, разбавляемая лишь холодным блеском металла, слепила. Даже раскидистая монстера в кадке не оживляла картину. От одного антуража Алёна чувствовала себя неуютно. Да и цены тут были совсем не столовские. Она к таким цифрам до сих пор не привыкла, хотя папа давал ей на карманные расходы явно с излишком.
— Что будешь? — спросил Стас, подавая ей поднос.
Алёна пожала
— Бери, не бойся, не отравишься, — улыбнулся Стас, — а если и отравишься, сможешь с чистой совестью прогулять завтрашний тест по информатике.
Алёна улыбнулась в ответ: вот уж точно. Информатика — это её бич. Если другие предметы худо-бедно давались ей зубрёжкой и усердием, то здесь она практически чувствовала себя умственно-отсталой, не понимая ни слова из того, что говорил учитель, ни строчки из того, что написано в учебнике.
Она взяла свекольный салат, картофель с котлетой, чай и шоколадный батончик.
— Возьми лучше пирожное, их здесь правда вкусно делают, — шепнул Стас, придвинувшись к ней слишком уж близко.
— Не хочется, — качнула головой Алёна, отодвигаясь.
Никогда она не размышляла насчёт пресловутого личного пространства, запросто переносила чужие случайные прикосновения, могла и локтями поработать, оказавшись в толчее, а тут прямо передёрнуло всю. Ну а на пирожные с недавних пор она и вовсе смотреть без содрогания не могла.
— С вас триста сорок рублей, — сообщила дородная кассирша.
Алёна полезла в сумку, но кошелька там не обнаружила, хотя отчётливо помнила, как убирала его в боковой карман. Может, переложила? Нет, она его даже не доставала. Может, по ошибке сунула в другой отдел? Она начала судорожно перерывать сумку, обшаривая карман за карманом, но кошелька нигде не было.
Кассирша молчала, но всем своим видом показывала, как раздражает её эта задержка. К тому же сзади уже успела выстроиться очередь.
— Я не могу найти деньги, потеряла где-то, — пролепетала Алёна, сгорая от стыда. — Я не буду брать.
— Что значит, не буду? А куда мы должны вашу тарелку девать? Кто-то, думаете, будет за вами есть?
— Можно тогда я потом занесу? — Алёна старалась говорить тихо, чтобы кроме кассирши никто не слышал.
Но та как назло стремительно набирала децибелы:
— Как это потом? Когда — потом?
— Завтра, — Алёне хотелось буквально под землю провалиться. Ей казалось, что все кругом смотрят на неё.
— А если не занесёшь? Я тебя даже не знаю. Впервые вижу. Вот сейчас поешь на халяву и уйдёшь с концами. Я где тебя буду искать? Или что, я должна буду из своего кармана платить?
— Вот, возьмите, — Стас перегнулся и сунул расшумевшейся кассирше три сотенных купюры и полтинник.
Сели они вдвоём за дальний столик.
— Стас, спасибо тебе огромное, выручил меня, — поблагодарила Алёна.
Шилов отмахнулся:
— Подумаешь, ерунда какая. Ешь лучше, а то скоро перемена закончится.
Есть-то как раз и не хотелось, после инцидента у кассы аппетит пропал.
Она снова перетряхнула сумку — кошелька так и не оказалось.
— Где я могла его потерять, — пробормотала себе под нос Алёна. Потом взглянула на жующего Стаса. — Я тебе завтра принесу.
— Что принесёшь? — притворился он, что не понял, о чём речь.
— Триста сорок рублей.
— Даже не думай! — яростно замотал он головой. — Не возьму и обижусь.
— Но я ведь должна тебе…
— А ты что, — усмехнулся он, — всегда стремишься отдавать долги?
— Ну, конечно… хотя я обычно и не беру в долг.
— Ладно, — Стас с шумом отхлебнул горячий чай, — давай тогда сделаем так. Деньги мне возвращать не надо — это оскорбительно. Отдашь долг своим бесценным временем.
— Это как? ¬— не поняла Алёна.
— Ну… давай сходим куда-нибудь. Например, в кино. Сегодня вечером, например? Не бойся, ничего такого. Просто по-дружески сходим в кино, окей?
Идти куда-либо с Шиловым не хотелось совершенно. Не то чтобы он был ей неприятен, ведь если разобраться — ничего плохого он ей не делал. А сейчас и вовсе очень выручил. Но… было нечто неуловимое, что мешало согласиться с лёгким сердцем.
— Ну? — Шилов тронул её ладонь, и Алёна еле сдержалась, чтобы тут же, резко не отдёрнуть руку, поняв, наконец, что это за «неуловимое».
Его касания, даже мимолётные, были непереносимы, его близость вызывала безотчётное, но сильное чувство душевного неуюта.
На уроках это не так сильно чувствовалось, но там он особо и не рвался с ней общаться. Стас вообще казался зацикленным на учёбе — слушал учителей, ловя каждое слово. А вот на переменах и теперь тут, в столовой, он вдруг начал проявлять внимание, и от этого становилось не по себе. Терпеть, вроде, и можно, но с трудом. И как назло вспомнились прикосновения Максима, от которых сладко жгло кожу, от которых гудела кровь и сердце сходило с ума.
Алёна скользнула взглядом по залу — Максим сидел в противоположном конце столовой за одним столиком с Кириллом, Ренатом и ненавистным Лужиным. С Лужиным! После того, как это гад напал на неё с вполне конкретными намерениями, после того, как его водитель сломал Максиму руку, он продолжает с ним общаться?! А с ней при этом ведёт себя по-скотски. Нет, это было за гранью её понимания. Сердце снова болезненно сжалось.
Ренат вдруг повернулся в её сторону и перехватил взгляд. Алёна тотчас смутилась, но он обескуражил её окончательно, приветственно махнув рукой.