Но-о, Леокадия !
Шрифт:
ЛЕОКАДИЯ И ЗАВЕТНЫЙ ТАЙНИЧОК
Алоиз принял таблетку от головной боли и растянулся на скамейке.
– Плохо бедняге, - вздохнула Леокадия.
– Ну прямо высох... И сирень засохла.
Она быстренько съела все засохшие листья сирени.
– Я знаю, что моя работа тебе не впрок. А, может, и сирени тоже? Поленюсь немного и все пойдет на лад.
Правда, не так уж часто она ленилась. Ей приходилось помогать соседям со Старой площади и играть с их детьми, но НАСТОЯЩЕЙ работы у нее по-прежнему не было. И поэтому она скучала.
– Как это хорошо, что никогда не бывает только плохо, - размышляла
– Когда в голове много лишних мыслей, мне хорошо, потому что в животе много еды. А когда в животе пусто, мне все равно хорошо, потому что голова свободна от всяких мыслей. А еще хорошо, что у меня есть своя маленькая тайна.
Ни слова лишнего, молчу!
Боюсь я проболтаться,
Про свой заветный тайничок,
Где радости хранятся.
Мысли свои и удачи,
Я в тайничке этом прячу.
А если мне будет скверно
Сама туда спрячусь наверно.
Но в начале июня произошла очень большая неприятность, такая большая, что Леокадии трудно было найти в ней хоть что-нибудь для своего заветного тайничка. Дело в том, что на Шестиконный сквер явилась Вдова, глянула на Алоиза, который, растянувшись на скамейке, грелся в лучах весеннего солнышка, и разрыдалась.
– Ты так сильно обо мне скучаешь?
– спросил Алоиз с испугом.
– Ой, Алоиз, - простонала Вдова, - носки-то у тебя дырявые, аж светятся! Почему ты не пересыпал их нафталином?
– Мне очень жаль, что я довел тебя до слез, - огорчился Алоиз. Забери носки и спрячь в сундук с нафталином. Я могу ходить и без носков.
– Что?
– воскликнула Вдова.
– Ты меня бросил, а я за это должна еще заботиться о твоих носках?
– За ЭТО нет, - согласился Алоиз, - но за ТО, что я не вернулся. Ты ведь не выносишь ни канареек, ни котов, ни собак, ни Леокадии.
– Отдай Леокадию в богадельню для одиноких Лошадей. Я по воскресеньям буду ее навещать.
– Спасибо, - вмешалась в разговор Леокадия, - но я терпеть не могу, когда кто-нибудь приходит и портит мне воскресенье. И было бы невежливо не предупредить вас об этом заранее. А главное - вам придется навещать Алоиза. Его-то примут наверняка, а меня могут еще и не взять из-за крыльев.
– Хорошенькое дело!
– воскликнула Вдова.
– Ничего не скажешь! Сначала лошадь живет на твою пенсию, а потом сдает тебя в приют для одиноких Лошадей. Если бы ты был со мной, мы бы не расстались. Я бы всю жизнь тащила тебя на своем горбу...
– Но я тоже могу таскать тяжести, - прервала ее Леокадия.
– И начну с вас!
И хотя Вдова отбивалась руками и ногами, Леокадия взвалила ее на спину и доставила на седьмой этаж дома на Можжевеловой улице.
ЛЕОКАДИЯ И ТЯЖЕСТИ
И она стала таскать тяжести. Обычно это были шкафы или кушетки, или фортепиано, которые надо было вытащить из грузовика и внести на какой-то там этаж какого-то там дома, а мебели было страшно много, и домов страшно много, и этажей тоже. И опять, как в те времена, когда Леокадия была посыльным в редакции "Вчерашней газеты", не было больше ни бесед с Алоизом, ни милых снов о полетах. Зато Алоизу теперь часто снилось, что они с Леокадией летят над бело-розовым от клевера лугом, но об этих снах он Леокадии даже не рассказывал. Во-первых, ему было некогда, а во-вторых, он вовсе не хотел напоминать ей о крыльях,
– Ах рвань хомутная!
– сердилась она.
– Какая у меня неудобная спина! До того неровная, все шкафы с нее съезжают! Просто сил нет, а еще говорят - здоровая как лошадь. Оглобля им в лоб!
– Леокадия, ты ругаешься, как ломовой извозчик!
– кричал испуганный Алоиз.
– Где только ты набралась такого!
А по вечерам он частенько встречал Леокадию у закусочной, потому что люди часто давали ей чаевые и чтобы ЧЕСТНО потратить деньги ей приходилось пить чай. А заодно и пиво. Тогда Алоиз тоже пил чай или пиво и слушал, как Леокадия разговаривает с грузчиками.
– Тот, кто хочет работать, должен твердо стоять на земле! Если он еле держится на ногах, как он сможет таскать вещи?!
Однажды, когда они остались одни, Алоиз не выдержал и спросил Леокадию:
– Леокадия, а тебе неохота немного полетать?
– Полетать?
– переспросила Леокадия.
А потом опустила голову и тихонько вздохнула.
– Посмотри на мои бедные крылья, Алоиз. Разве на чем-то таком можно летать?
И отвернулась, чтобы Алоиз не мог заглянуть ей в глаза.
ЛЕОКАДИЯ И СВОЙ В ДОСКУ
Им было снова очень хорошо, потому что они опять работали вместе. Только Леокадия зарабатывала на хлеб насущный, а Алоиз - на ночные полеты. Каждый вечер, вернувшись из закусочной, он тер щеткой, расчесывал и разглаживал крылья Леокадии. Но через два дня они опять выглядели как прежде, а фиолетовая краска слезала с них все больше и больше. Грузчики же заподозрили Леокадию в том, что крылья у нее НАСТОЯЩИЕ.
– Вроде бы ходит по земле, а сапожки как новенькие, - говорил Рыжий грузчик Рябому.
– Вот те крест, сам видел, вчера она била своими крашеными махалками. И вообще - я так скажу, коли умеешь летать, зачем браться за работу? Пусть бы себе порхала как пташка.
– Зачем браться за НАШУ работу?
– поддержал его Рябой.
– А что будет, если она начнет таскать диваны по небу? Люди потом скажут желаем чтобы все грузчики летали, и баста!
– И они стали донимать Леокадию разными вопросами:
– Эй, Леокадия, а мозоли у тебя есть?
Или:
– Эй, Леокадия, как здоровье твоей тетки гусыни?
Или:
– Когда полетишь домой, Леокадия?
Но так ничего и не добились. У Леокадии от тяжелых шкафов и диванов мозоли, разумеется, были, домой она не летела, а возвращалась пешком, и в самом деле ничего не знала о здоровье тети гусыни - она вообще была незнакома со своей семьей. А летала она только по вечерам и только над Старой площадью, где все хорошо знали ее и радовались, что Леокадия опять летает, хотя и малость тяжеловато.
– Чем был бы Шестиконный сквер без летающей Леокадии?
– рассуждали соседи со Старой площади.
– Глубокой провинцией!
А в субботу Леокадия вернулась домой чуть раньше.
– Давай попутешествуем, - попросила она.
– Посмотрим, есть ли уже сладкие зеленые всходы, много ли в поле вкусных синих васильков.
Рыжий грузчик с Рябым грузчиком не больно-то спешили домой - их ведь не ждали полеты в компании Алоиза. Они стояли на углу Миндальной аллеи, возле пивного ларька и не спеша пили светлое пиво. И тут вдруг Рыжему в кружку с белой пеной упало белое, как эта пена, перо.