Но-о, Леокадия !

Кульмова Иоанна

– Ну так сочини чужую, - посоветовал Алоиз.

– Это потом. Сначала надо сочинить свою.

– Тут дело нехитрое!
– воскликнул Алоиз.
– Ты никогда не поёшь после мороженого, ты поёшь после клевера, морковки или булочек с салатом.

И они пошли за булочками. Но все булочки были проданы, их раскупили дети, уезжавшие на каникулы, и Алоиз с Леокадией шли все дальше и дальше. Но вот они очутились у киоска на краю Горелого лесочка и купили там по две булочки, по два пучка салата и решили съесть

все это тут же, не сходя с места.

– Что это?
– воскликнула вдруг Леокадия и повела ушами.

Из глубины Горелого лесочка до них донеслась тихая, но веселая музыка, словно кто-то вдали крутил ручку старой шарманки.

– Пошли туда!
– вскричала Леокадия.

Но тут же добавила:

– Конечно, после того, как я сочиню песенку!

И со злости съела две булочки сразу.

– Сочинила?
– спросил Алоиз.

– У тебя нет морковки?
– поинтересовалась Леокадия.

Алоиз быстро отыскал в кармане морковку, а Леокадия быстро ее съела.

– Сочинила?
– снова спросил Алоиз.

– Может, эта морковь была некачественная?
– засомневалась Леокадия.

А потом снова повела ушами и воскликнула:

– Карусель!

– Не хватает рифмы?
– спросил Алоиз.
– Рифму мы придумаем. Стелька, каруселька...

– Карусель!
– повторила Леокадия.

И помчалась вглубь Горелого лесочка. Алоиз побежал за ней следом. И в самом деле, в глубине они увидели две карусели, чертово колесо и множество людей, которые смеялись и громко разговаривали. Но веселая музыка все равно заглушала их голоса.

– Два билета!
– крикнул Алоиз кассирше.

И не успел он заплатить, как Леокадия взлетела вверх и заняла место в голубой лодке. Ее широко распростертые крылья напоминали два серебряных паруса.

– Но-о! Но-о, карусель!
– кричала Леокадия.
– НО-О, КАРУСЕЛЬ!

А потом они вместе катались на чертовом колесе и уж тут Леокадия была начеку, опасаясь, как бы не оказаться вверх ногами. Но, в конце концов, и у нее закружилась голова.

– Скажи, Алоиз, это на небе звезды зажглись или у меня искры из глаз сыплются? Если так, то мне уж незачем взлетать к звездам.

И они рванули в город, то едва касаясь булыжной мостовой, то так сильно ударяясь об нее копытами, что вспыхивали цветные огни. И хотя ни шоколадного мороженого со взбитыми сливками, ни булочек, ни даже самой захудалой морковки не было и в помине, Леокадия вдруг ни с того, ни с сего, а может потому что пошел дождь, запела песенку о себе:

Ты прекрасна под дождем, Леокадия,

В твоих смуглых ушах блестят сережки,

Ты сверкаешь в ночи, словно радуга,

И звенят твои железные застежки.

А когда по мостовой шагаешь.

Искорки ночные - зажигаешь!

– Тебе нравится, Алоиз?

– Ну, уж нет. Во-первых, у тебя давно

никакой сбруи нет, нет железных застежек. А во-вторых, я бы постеснялся так хвастаться.

– Потому что у тебя нет таких смуглых ушей, - пренебрежительно фыркнула Леокадия.
– И нет поющих подков. И ты не можешь говорить о себе, потому что ты не Поэт.

– И слава Богу!
– пробормотал Алоиз. Но на самом деле он от души радовался тому что Леокадия снова может петь.

ЛЕОКАДИЯ И ПРИНУЖДЕНИЕ

– Я не поэтесса, - повторяла Леокадия.

Она повторяла это каждое утро перед первым завтраком и только так могла заставить себя сочинять Настоящие Песни, потому что больше не хотела перегрызать решетки: ей жаль было своих зубов. Алоиз записывал песенки на красивой голубой бумаге, которую они брали в долг в маленькой лавочке на Старом рынке, а потом бежали вдвоем в редакцию "Стихотворной газеты" и продавали новую песенку Главному Редактору.

– Новая песенка на красивой голубой бумаге?
– радовался Главный Редактор.
– Поздравляю вас, господин Алоиз. Я ведь знаю, что это вы ее написали.

– У Леокадии нет очков, - объяснял Алоиз.
– Но песенки сочиняет она.

– Реклама, реклама, дорогой Алоиз, - говорил Главный Редактор.
– Я в это не верю. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы обыкновенный крылатый конь что-то сочинял.

Но каждый раз помещал новую песенку в специальной рубрике под названием "ИЗ ТАЙНИКА ЛЕОКАДИИ".

– Это не мой тайник, где спрятана РАДОСТЬ, - говорила Леокадия. Это тайник, в котором хранится ПРИНУЖДЕНИЕ: ведь я сочиняю из-под палки.

Но в один июльский день тайник Леокадии оказался хранилищем не только палки, а куда больших НЕПРИЯТНОСТЕЙ. Потому что о новой песенке Леокадии какой-то критик написал: "Не слишком ли много травы?"

В моем укромном тайнике

Всегда растет ромашка,

Там целый день цветет сирень,

И мята там и кашка...

Туда от всех я ухожу

И все гляжу, гляжу, гляжу...

– Он должен был просто написать, что не любит траву, - сказала Леокадия.
– Ведь мне же нет дела до его бифштексов.

Шло лето. На Шестиконном сквере становилось все жарче, Алоиз и Леокадия целыми днями загорали. Алоиз совсем почернел, а Леокадия наоборот выгорела, но все равно казалась всем очень красивой, ведь стихи ее теперь печатали в "Стихотворной газете". Дети, жившие по соседству, разъехались куда-то, но Леокадию теперь навещали дети с других улиц и даже из других городов. Они приезжали, чтобы поглядеть на Леокадию.

– Я знаю, тебе очень хочется на мне прокатиться, - говорила она Алоизу.
– Но я не для того печатаю мои песенки, чтобы на мне ездили верхом и держались за мои перья. Это просто НЕПРИЛИЧНО.