Ночная духота
Шрифт:
Мы молча спустились по лестнице и распрощались. Я поспешила прочь, намериваясь выкинуть визитку в ближайшую урну, но как назло не встретила ни одной до самой машины. Вернее я бежала так быстро, что ничего не замечала по сторонам. Визитка жгла руку, и я сунула её в бардачок, даже не взглянув на имя её обладателя. Голова шла кругом от дурацкого знакомства. Этот любитель высокой моды пригласил меня на свидание совершенно диким образом и даже не спросил имени. Неделю я собиралась выкинуть визитку, но всегда что-то мешало. В первый раз я сломала ноготь, пытаясь открыть бардачок, во второй — зазвонил телефон, в третий я решила отправиться в музей, приняв неудачи за знак.
Я умоляла себя не
— Всё-таки ты предпочитаешь стандартное искусства, — сказал он вместо приветствия. — Ты во всем такая прямолинейная?
Это что, намёк на возможность отношений с бисексуалом? В этот раз на нём не было цилиндра, как не было и плаща с шарфом. Он ограничился свитером и джинсами, в которых выглядел бы нормальным парнем, если бы не такой же безобразный слой белил. Правда цвет губ в этот раз был менее вызывающим. Зато на волосах оказалась плетёная полоска, придавшая ему сходство то ли с индейцем, то ли с русским витязем, то ли с обстриженным эльфом, сбежавшим из мира Толкиена.
— Привет, Лоран.
На парковке музея я всё же достала из бардачка визитку. Парень протянул руку ладонью вверх, и после секундного замешательства я догадалась достать из рюкзачка карточку.
— Кэтрин или Катрин на французский манер? — спросил Лоран, бросив беглый взгляд на мелкие буквы моего имени.
— Кэтрин, на английский манер. А ты канадец?
— Француз. А ты? У тебя чувствуется лёгкий акцент? Ты немка?
Я хотела было кивнуть, потому как много лет отвечала всем, что я из Германии, потому что странным образом американцы путают русский и немецкие акценты. Но тут я побоялась солгать, ведь европеец мог знать немецкий, из которого, кроме «шнель» и «яволь» я, конечно же, ничего не знала.
— Зайцев, Юдашкин, Парфёнова, — улыбнулся Лоран, забавно коверкая фамилии русских модельеров. — И всё же мы остаёмся законодателями моды, несмотря на все попытки Гитлера перенести столицу моды в Вену. Ты была в Париже?
— В пятнадцать лет, ещё до переезда в Штаты. А ты что здесь делаешь?
— Живу, — спокойно ответил парень и поспешил спрятать аккуратные длинные ногти в карманы джинсов. Неужели я так откровенно пялилась на его руки?
— Идём?
Лоран не предложил руки, чему я даже обрадовалась, потому что не могла постигнуть смысла нашего странного знакомства. Я приглядывалась к его походке. В ней присутствовала вальяжность, но отсутствовала мягкость движений танцовщика, присущая разукрашенным мальчикам. Мы прошлись по парку, и я с нескрываемым восторгом внимала его рассказам из истории высокой моды. Замёрзнув, мы зашли в кафе, и он на корню пресёк мою попытку заказать кофе самостоятельно. Мы сидели и говорили, вернее вновь говорил он, а я наслаждалась ролью слушателя, ловя себя на мысли, что давно не встречала умного мужчину, с которым было так приятно молчать. Клиф тоже много говорил, но я его почти не слушала, и улыбка моя была вызвана скорее сладковатым запахом марихуаны, которой пропитался воздух
— Алкоголь и наркотики неотъемлемая часть богемной жизни, не находишь?
Я вздрогнула от вопроса Лорана, непроизвольно потянув носом воздух, до горечи пропитанный кофе, и тряхнула головой, вспомнив, что до моих мыслей о Клифе он рассказывал о пагубных пристрастиях великого выходца из Алжира.
— Кофе, чем не наркотик? — продолжал Лоран, смотря поверх моей головы на дверь. — Ведь и о вреде абсента в девятнадцатом веке никто не думал, а… — Лоран неожиданно сменил плавную речь на резкие обрывчатые вопросы: — Ты нервничаешь, отчего? Словно тоже родилась, как Сен-Лоран с нервной депрессией.
— С чего ты взял? Я даже марихуану не курю, — сказала я так же резко, отодвигая на середину стола пустую чашку, только сейчас заметив, что его кофе остался нетронутым. В пышной пенке просматривался силуэт сердца, которого раньше не было.
— Я немного психолог, — улыбнулся Лоран. — Слушал курсы в Кембридже. В человеке заложено депрессивное начало, это как две стороны монеты — радость неразрывна с депрессией. От предложенных обстоятельств зависит, что сегодня выпадет — орёл или решка. Ты заметила, что в работах Ив Сен-Лорана всегда присутствуют два начала, которые одновременно противостоят и дополняют друг друга? Красное и чёрное, безрассудство и практичность, элегантность и удобство… Как сама жизнь… Не находишь странным, что он создал образ счастливой женщины в чёрном? Не безутешной вдовы, как принято в нашей культуре, а покорительницы мужчин. Женщина в чёрной юбке с чёрным пуловером, в чёрных чулках, с фантастичными украшениями и… Мужчиной, который любит в ней всё это… И вот когда последнего составляющего чёрного туалета нет, у счастливой женщины начинается депрессия.
Он больше не буравил взглядом дверь, а смотрел прямо в мои глаза, словно гестаповец на допросе, только лампы не хватало, и мне стоило неимоверного труда выдержать его взгляд.
— Я не люблю чёрный цвет, — сказала я сухо. — Его вообще нет в моем гардеробе. — Я поднялась со стула. — Уже слишком поздно, а мне завтра на работу.
Я задержалась подле стола, ожидая, что француз, если уж не извинится, то хотя бы галантно поднимется, но Лоран остался сидеть, опустив глаза в своё вспенившееся кофейное сердце. «До свидания» я так и не услышала и удалилась, хлопнув дверью, словно то была пощёчина, которую я мечтала в тот момент дать психологу с британским дипломом. Я почти бежала по ночной улице, но он легко догнал меня на светофоре и схватил за руку цепкими пальцами, спрятанными в тонкую чёрную перчатку.
— Извини!
Сухость из голоса пропала. Мне даже показалось, что извинился он на французский манер. Узрев на табло светофора зелёного человечка, Лоран оттянул меня от дороги к стеклянной витрине магазина. Я решила молчать и просто смотрела на зелёное отражение неоновых витрин, играющее на белом напудренном лице.
— Ив Сен-Лоран считал, что женщина для обольщения должна прибегать к двум главным видам оружия — шарму и тайне. Шарм у тебя определённо есть, а вот тайны, от которых тяжело на сердце, лучше не хранить. Я не желал тебя обидеть. Я просто хочу помочь. От чистого сердца.
— Мне не нужна помощь, — отчеканила я, высвободив руку и сунув пальцы в карман куртки. — С моей личной жизнью всё нормально.
— Не пытайся обмануть меня, — без тени улыбки сказал Лоран. — Женщина, у которой есть мужчина, не бежит на свидание с первым встречным и не обижается на намёк на её несостоятельность.
— Мне казалось, что это не свидание, — принялась лгать я.
— А что тогда?
Я боялась ответом обидеть нового знакомого. Он верно расценил моё молчание и ответил сам.