Ночная ведьма

Малаваль Шарлин

Марина Раскова прекрасно помнила свою давнюю встречу с Аней. Сначала она колебалась — настолько хрупкой казалась ей девушка. Непонятно почему, но она все же решила выказать Ане доверие. Теперь же Раскова оказалась приперта к стенке, и в данном случае ей лучше промолчать.

— Через две недели покажешь, на что ты способна, — заключила Раскова и указала Ане на дверь.

Аня вытянулась в струнку и отдала честь, едва сдерживая восторг.

Голюк, со стиснутыми зубами, затаился в коридоре. Он поспешно отпрянул, чтобы Аня не узнала, что он за ней шпионит. Из разговора, услышанного через приоткрытую

дверь, он не упустил ни слова.

Глава 16

Цимлянский заказник,

сентябрь 2018 года

Павел с Василием ночью выехали из Ростова в направлении Волгодонска. Этот город находился меньше чем в трехстах километрах, но, свернув с окружного шоссе, дядя двигался не по крупным трассам, а по проселочным дорогам. Ехали молча. Радио перестало ловить, зато мотор тарахтел вовсю. Павла его звук угнетал, а Василия обнадеживал. Павел очнулся, когда забрезжил хмурый рассвет. Столь робкий, что ясной погоды ждать не приходилось.

Павел прочистил горло; его тяготило вынужденное сосуществование с дядей в тесном пространстве. Стихийный обольститель, Павел вечно хлопотал, чтобы обаять всех окружающих. Вот и теперь ему хотелось наладить с дядей нормальные отношения, настроить Василия на сочувственное, а то и дружественное восприятие племянника. Недолго думая, Павел пустился плести истории, хотя бы просто для того, чтобы услышать, как те прозвучат в салоне этой колымаги.

— Нашим успехом мы были обязаны Саше, и это была его идея. Он меня вовлек в свой проект. Теперь я потерял все, его, свою жизнь, все… Я ведь маме тогда говорил чистую правду. А Саше каждый день долбил, что это слишком опасно, что мы найдем ­что-то другое и ну их к черту, эти деньги.

Василий молчал, даже ухом не повел. Павел пошел ва-банк.

— Без Саши я ноль. Кусок дерьма… — произнес он, прищурившись и глядя на дорогу.

И без Саши Ирина никогда бы меня не заметила! Этого Павел произнести не мог, потому что это было правдой.

Василий крепче вцепился в руль и нахмурился.

Повисшая тишина показалась Павлу вечностью. Наконец дядя хрипло произнес:

— Тогда тебе не остается ничего другого, как совершить поступок, которым ты сможешь гордиться… Конечно, я не имею в виду ту фигню, которой вы занимались до сих пор.

Последние слова прозвучали как пощечина. Василий не заглотил наживку. Сейчас от него поблажек не дождешься. Нужно придумать ­что-то поубедительнее.

Времена изменились, я уже не тот испуганный малыш, который не отрываясь смотрел в телевизор, потому что мать рядом с ним непрерывно пила и плакала.

Павел закусил губу. Ответить ему нечего, лучше промолчать.

В общем, когда вернемся в Ростов, я смоюсь, с денежками той девчонки уеду в Москву или в Питер, а с этим психом уж точно не останусь.

Павел умел пудрить мозги не только окружающим, но и самому себе, показывая положение дел в выгодном для себя свете. Теперь он утешался размышлениями о том, действительно ли дядя сердит на него за «ту фигню» или просто злится, что племянник ворвался

в его логово волка-­одиночки.

А тебе не надо было быть таким идиотом. Ты знал, что это может случиться. Это должно было случиться.

Павлу было не по себе. Он всегда легко располагал к себе людей, а тут, поди ж ты, эти двое не желают поддаваться его чарам: дядя и Ирина.

Он включил телефон. Ирина так и не написала. Павел старался не читать оскорбительные сообщения друзей и поздравления подписчиков, все еще убежденных, что это была не трагедия, а гениальная постановка. Он набрал сообщение той, кто — если он честен сам с собой — столь же прочно занимала его мысли, что и Сашина гибель. «Мне нужно провернуть одно дельце. Вернусь через несколько дней». Подумав, Павел добавил: «Не бойся, я скоро вернусь, займусь Владимиром, отдам ему деньги». Затем он стер сообщение. Потом снова набрал то же самое, отправил и сразу выключил телефон, будто тот жег ему руки.

Они проехали Волгодонск и через час уткнулись в завал на дороге. Василий остановился, сделал несколько снимков, сверился с двумя картами — новой и допотопной, на толстой побуревшей бумаге. Молча сел за руль и поехал по узкой разбитой дороге, давно не ремонтированной. Павла бросало на выбоинах из стороны в сторону. Затем Василий свернул на грунтовку, которая внезапно вывела к бетонному мосту с проржавевшими перилами. Под ним струился тонкий мутно-­зеленый ручеек. Проехали еще несколько сотен метров, и Василий остановил машину на обочине.

— Приехали.

Павел видел только огромные деревья с глянцевой, необычайно зеленой листвой, дрожащей на ветру. Телефон больше не ловил. Павел понятия не имел, куда они приехали и что здесь будут делать. Интересно, успела Ирина прочесть его сообщение?

Глава 17

Авиабаза в Энгельсе,

май 1942 года

— На этой вой­не сражаться будут не только мужчины, — чеканил нежный голос, так не вязавшийся с властными чертами лица той, что держала речь перед 122-й частью в полном составе. — На полях ее сражений найдется место и женщинам, — добавила летчица, повернувшись к Ивану Голюку, перед которым открывалась блистательная военная карьера, его широкая грудь уже была увешана наградами.

Девушки столпились в столовой, вскоре к ним присоединились мужчины, пилоты и штурманы, чтобы послушать Марину Раскову, отличную летчицу, гордость Советского Союза, агента НКВД — органа, созданного в 1934 году и занимавшегося среди прочего государственной безопасностью. Девушки уже слушали ее речь в Москве на Маросейке, когда проходили отбор, но сегодняшний день был поворотным в их судьбе. Тренировки закончились, и летчицы были готовы идти в бой.

— Я счастлива и горда, что вижу перед собой отважных женщин, будущих летчиц, штурманов и механиков, — продолжила Раскова. — Раз вы стоите здесь, можно не сомневаться, что вы оправдаете надежды Родины и ваших семей. Для меня огромное счастье собрать вас перед отправкой на фронт Великой Отечественной вой­ны. Летчицы, женщины-­штурманы, женщины-­механики, Советский Союз ждет вас! Вы ему нужны!