Новые приключения во времена Людовика XIII
Шрифт:
Чужой странный, темный мир царствовал здесь, но Изабелла не боялась его, ибо этот новый мир был понятен ей. Люди любили, ревновали, тревожились за любимых, мечтали о простом человеческом счастье, о детях, изобилии, согласии, страсти. Дон Лонса тоже стерег окно пленницы: Изабелла явно различала его закутанную в плащ молчащую фигуру в кустах одуряюще пахнущей акации. Утром графиня с усмешкой заметила ему:
– У вас живут, только ночью, верно?
У нее было хорошее настроение, ибо Изабелле удалось перекинуться несколькими словами с хозяйкой гостиницы, где они остановились. Старая женщина обещала помочь француженке и сообщить ее мужу, если он будет здесь, куда ее увозят. За свою помощь она взяла обручальное кольцо Изабеллы. Та едва не плакала, отдавая любовный подарок
– Вас, моя донья, разбудил кортехо нашей соседки,- объяснял тем временем дон Лонса.
– Кортехо? Кто это?
– Это слово означает - любовник. Так принято, что все девушки в городке каждый день слушают пение своего кортехо и, если оно хуже остальных, над неудачливым мужчиной потешается вся улица. Это - некое соревнование между девушками!
– Какой странный и пленительный обычай! А на чем он играл? Мне так понравилось его слушать!
– Он играл на виоле лагамба – многострунном, небольшом, но очень любимом в этой местности инструменте.
– Очень красиво!
– Во Франции у вас отчего- то не поют серенад, донья Исабель, и не умеют играть на виоле.
– У нас ночью спят!
– Я бы не сказал!
Изабелла слегка покраснела.
– У нас, во Франции, сударь, тоже говорят слова любви, но они предназначены только одной женщине в мире, и их нашептывают на ухо горячим проникновенным голосом, и никто не слышит их, кроме той, кому они предназначаются и женщина чувствует себя исключительной и особенной.
Дон Лонса искоса поглядел на свою прекрасную спутницу.
– А у нас в Испании женщины не бывают кроткими,- признался он неохотно, - они неотрывно смотрят в глаза, а их губам больше подходит укус, чем поцелуй! Они обожают аутодафе и бой быков. Ах, донья Исабель, лица женщин отвратительны, когда они кричат - убей быка!
– А я думала, что вы обожаете бои быков!
– Нет, что вы! Я уже давно безуспешно стараюсь добиться отмены королевской корриды.
– Вы!? Вот как!
– Но Его величество против! Слишком крепко въелся этот обычай в нашу кровь, слишком он известен. За бой, который длится два часа, должно быть убито шесть быков, а скольких их убьют за месяц, а за год? Прекрасные животные покорно идут на смерть, а потом корчатся в агонии, и кровь брызжет на песок пляса де Тора, а испанцы воют от восторга! Как больно и горько смотреть на это зрелище! Это бесчеловечно, донья Исабель, мучить быка на глазах у сотни людей! Иногда погибают и матадоры - безумно смелые и талантливые люди. Его величество Филипп мог бы запретить корриду, но и он посещает ее с удовольствием! Ах, душа моя, какие слова найти мне, чтобы убедить его прекратить, наконец, безжалостную бойню несчастных быков и людей!?
Изабелла во все глаза рассматривала своего спутника. Сейчас упрямая морщинка прорезала его высокий лоб, придав узкому лицу усталый и горестный вид.
– Хотя, должен заметить, матадоры получают за убитого быка семь миллионов песет,- добавил испанец словно про себя.
– Это, по нынешним временам, очень много, и дает возможность матадору содержать всю его многочисленную семью!
Изабелла слушала с интересом и чувствовала, как ее яростное озлобление против Испании уходит, и она невольно начинает относиться к спутнику по - дружески. У него - свои переживания, проблемы и радости, он - живой, искренний человек, а в том, что он любит свою страну и своего господина, нет его вины!
Лошади не спеша бежали по пыльной дороге, по обе стороны которой на бесконечных полях зрел виноград. Позади и впереди их скакали мавры. «Как странно,- думала Изабелла, покачиваясь в роскошно расшитом жемчугом седле, - из Франции по велению судьбы перенестись сюда, где не бывает пасмурно, где люди поют, а не говорят. Может быть, я сплю? А дон Лонса… Он человек долга. Долг, любовь, дружба - и в этой стране, такой чужой, они тоже занимают главные места в душах людей!»
– Смотрите!
– воскликнул дон Лонса весело, когда они приблизились к деревеньке Гаяре.
– Танцуют сегидилью! Вы непременно должны это увидеть, чтоб понять Испанию!
–
– Вы необычный человек, донья Исабель! Я ни с одной женщиной в мире не обсуждал свои заботы.
– Я хочу посмотреть на танец, а вы должны отвлечься от своих тягостных дум.
Танец под поэтические куплеты, или как его здесь называли «сегидилья», захватил Изабеллу. Она с восхищением слушала однотонную мелодию двух гитар и тамбурина, и во все глаза смотрела на мужчину и женщину, танцующих под нее на главной площади городка под раскаленным солнцем. Танцоры стояли друг против, почти не сходя с места, и только ноги их отбивали ритм на площадке посреди площади. Их движения- то ленивые, то резкие - выглядели завораживающе. У женщины в руках сухо и призывно щелкали кастаньеты, а черные глаза ее прямо смотрели на мужчину. Ее тонкая талия была затянута в алую шаль, в черных волосах благоухала ветка жасмина. У танцора лицо было неподвижно, а вот движения его великолепного стройного тела в черных одеждах отличались какой- то воинственной резкостью.
Дон Лонса отдал танцорам двадцать песет - сумму большую в этой местности, но гордая женщина-танцовщица даже не подняла на него глаз. Дон Лонса весело взглянул на Изабеллу. «Ведь вам понравился танец?
– спросили его глаза.- Значит, скоро понравится все остальное, что мой господин только сможет предложить вашей милости!» Изабелла с досадой отвернулась.
Восхитительный дворец испанского гранда появился перед ее взором внезапно. Он во всем великолепии возвышался в семи часах езды от Мадрида, возле колоритного местечка Аранхуэс, горделиво стоя среди пышных каштанов, и его белые башни ярко светились под лучами знойного солнца. Широкая платановая аллея, начинающаяся у края горного плато, куда с трудом поднялись лошади, вела к дворцу. Неприступный, как любой замок, Эль Эскуриал был окружен густыми благоухающими зарослями жасмина. Кусты розмарина, украшавшие главную широкую аллею, привлекали сюда десятки розовых бабочек, которые вились над ними, будто причудливые белые и розовые пчелы. Перед белоснежной мраморной лестницей, украшенной горельефами, важно расхаживали и ворковали большие голуби.
Несколько человек в мавританских одеждах встали на колени, когда гости ехали к воротам. Изабелла, закусив губу, удрученно молчала. Ее мучили жажда и беспокойство.
– Почему здесь так пустынно?
– прошептала она, искоса бросая взгляд на своего спутника дон Лонса, беспечно глядящего по сторонам.
– Можно подумать, вы привезли меня во дворец к Жилю де Рецу!
– Вам, что же, страшно, моя неприступная донья?
– Нет!
– Почему же вы тогда дрожите?
– О, прошу, ответьте мне!
– Этот дворец - место для уединения, место для занятий искусством и созерцания природы. Настоящий дворец у моего господина в Мадриде. Там проходят балы и приемы; тот дворец - роскошная и безликая игрушка. А мой господин на самом деле любит тишину и покой, вот здесь он и отдыхает.
– Неужели ему всего 28 лет, как вы говорили? Мне, признаюсь, мерещиться старец!
– пробормотала графиня.
Дон Лонса провел ее через мост и внутренний двор дворца в небольшую галерею, а потом и через просторную залу. Огромными, почти до пола, окнами она выходила в закрытый, залитый солнцем двор. Вернее, на крытую галерею, потолок которой поддерживали тонкие голубые с белым колонны из прохладной яшмы. Посреди двора лениво изливал воду фонтан, в котором резвились красные маленькие рыбки. Кругом стояли красивые мраморные скамьи, окруженные розовыми цветами в высоких керамических кадках. К которым приветливо склонялись благоуханные невысокие лимонные и апельсиновые деревья, подстриженные в виде шаров. Узкие дорожки были посыпаны песком, блестевшим на солнце и убегающие к галерее, куда выходили окна других зал. В ее тени в кадках из черно- красной яшмы распространяли свой тонкий аромат рубинового цвета тюльпаны и белые острогавы. Приятно журчала вода, цвели цветы, сияло солнце - все здесь настраивало на негу, покой и умиротворение.