О людях и зверях
Шрифт:
Между сараем и курятником – именно оттуда доносилось молящее о помощи мяуканье. Кошатник и ветеринар в моей душе обрадовался и испугался одновременно: я нашел источник, но не видел кто мяукает и что случилось. Осветил телефоном кое-как небольшую щель, прорытую под курятником.
Котенок. Месяца полтора, наверное, но слишком худощавый на свой возраст. Голова непропорционально больше за туловище, весь грязно-серый, с большими зелеными глазами. Его задняя левая лапа была странно вытянута, пальцы прятались в недрах курятника. Обычно, коты вырываются как бешеные, но этот распластался на земле и продолжал издавать теребящее сердце "мяу".
– Не бойся, малыш. Иди сюда.
Котенок поднял усталые глаза.
"Ты что, слепой? Если бы я мог идти, то никто здесь не пищал бы" – мысленно говорил он.
Трогать незнакомых животных, даже если они уставшие на вид, нормальный человек ни за что не решится. Оно и понятно: бешенство не всегда проявляется в агрессивной форме, да и других болячек хватает, чтобы хорошенько подпортить жизнь. А что я? Я человек простой: вижу застрявшего котенка – спасаю. И хрен с тем, что десять минут как я должен сидеть в преподавательской и представлять, как Поттер проигрывает в матче Гриффиндор – Хафлпафф.
Потихоньку, аккуратненько, чтобы не спугнуть котенка загребущей ладонью, я дотянулся до холки, провел несколькими пальцами вдоль выступающих позвоночников. Он, слава Богу, не огрызнулся.
– Хороший котик… хороший.
Малыш завел мурчащий мотор. Это было хорошим знаком – можно приступать.
Я протянул руку на максимум, нырнул ладонью под котенка, нащупал лапу. Есть! Застряло чудо когтем в каком-то тряпье, в панике прокрутилось несколько раз и обмотало нитки вокруг коготка. Вроде мелочная проблема, а выбраться ему, похоже, так и не удалось.
Я подергал чуть-чуть, пошевелил растопыренным когтем, поддел его одним пальцем, другим же тянул вниз тряпку. Спустя полминуты я держал мурчащий комок на руках. Размером он был с две моих ладошки, то бишь помещался в них сполна.
– И как ты чудо там оказалось? – спросил я, поглаживая пятнистую серую шерсть. Оглянулся по сторонам, в надежде найти хоть кого-нибудь. Тщетно. Рабочие уже давно пили кофе в части, остальные – нерабочие – высыпались или употребляли, наверное. Бабки на балконе тоже не оказалось. Конечно, я ведь скрылся в гаражных дебрях и спектакль тут же окончился. Освободите стульчик, мадемуазель.
Никого. Совершенно. Что оставалось делать? На работу я взять его не мог, оставлять здесь тоже жалко было: по его неопределенному взгляду, я побоялся, что он снова где-нибудь застрянет. На умного, котенок, к сожалению, не смахивал.
– Что ж, – вздохнул я и с горечью поставил его на землю. – В следующий раз, малыш.
Пучеглазый проводил меня до конца гаражей, потом в его кошачьем сознании щелкнул тумблер, и он принялся яростно вылизывать застрявшую лапу.
Я вышел на ухабистую финишную прямую, помахал незаметно котенку рукой, улыбнулся тому, что день начался с удивительных приключений, о которых захотелось рассказать Рине. Но это попозже – из-за ее проблем со сном ночи выдаются тяжелыми время от времени.
В оба направления мигали вечно-желтым светофоры. То ли чинить его никто не спешил, то ли посчитали что автомобилисты осторожнее будут ездить – кто его знает. Факт оставался фактом: на светофор обеим сторонам было плевать. Пусть хоть мигает, хоть непрерывно светится или пусть даже саундтреки к фильмам исполняет – на скорость светофор никак не влиял, а иногда подстегивал проскочить
Я спокойно перешел дорогу и уже приготовил душещипательную историю о спасенном котенке, от которой пузатый прапорщик пустит по складкам скупую слезу и прикажет зайцам немедленно меня пропустить, а чтобы начальство не ругалось – перевести настенные часы на двадцать минут назад, и получится то, что надо. Но, как выяснилось, мы предполагаем – бог располагает.
Турникет горел зеленым, прапорщик одним глазом сны досматривал, зайцы мечтали о капусте на пунктах пропуска. Преодолел я контрольно-пропускной пункт центра обучения служебных собак в лучших традициях стелса, то есть у всех на виду. Оказывается, подобная схема работала на ура, особенно там, где система защиты должна быть на высшем уровне.
И что? Почти девять, а меня еще никто не окружил, не тычет дулом девятимиллиметрового Макарова в грудь, не подбрасывает в руке брусок мыла, приготовленный для моего магнита приключений. Собачий памятник не превратился в живого стража: ему попросту плевать. Как и большинству.
Заходить к старшим преподавателям я не стал, иначе заподозрили бы, что я не пришел на работу вовремя, а врать коллегам без особой нужды было некрасиво. В нашей же преподавательской гулял ветер и монотонно стучала форточка. Так, главное не подавать никаких признаков жизни: военные секут движения как змеи и рудименты их мозга сразу выдают попавшемуся бредовую жизненно-важную задачу, которую немедля нужно исполнить. "Возле цикла двадцать лет никто не переворачивал песок под турниками? Ну-ка быстро взялись за лопаты и вперед к труду и обороне! И как это я раньше не заметил?" – подумает довольный хорошей мыслью прокуренный и прожаренный пустынями Туркменистана звездный офицер и удалится гордо к себе в кабинет – заканчивать в десять утра рабочий день.
Я спрятался в дальнем углу со стороны входа, чтобы заметить меня удалось лишь войдя в преподавательскую. Взял книгу, уселся поудобнее. Хорошая все-таки работенка – книжки читать за десять тысяч. Одногрупники в это время готовы застрелиться от бесчисленных кип накладных на продовольствие. Дурдом, а не работа.
Текст поначалу шел очень хорошо, но потом, где-то страниц через шестьдесят, слова начали смазываться в сплошную буквенную авадукедавру. Смысл строк ускользал, страницы темнели. Вдалеке я услышал чей-то крик. Женский, если не ошибаюсь. Улыбнулся еще: в книге Гарри тоже слышал женский отдаленный крик. То была его мать. А этот…
– Доооомс! Вставай давай!
– Я не спал! – сразу выкрикнул я.
– То есть ты сознательно лужу слюнявую на книгу напустил? Делать нечего? – спросил мутный человек.
Я протер глаза, подтверждая этим чужую правоту. Да и увидеть в нормальном фокусе говорящего тоже не мешало бы.
– А, это ты, Игорь, – вяло сказал я. – Ты что-то хотел?
– Да. Разговор есть. Пошли.
Игорь был тертый военный калач: большой, сбитый и – что немаловажно – веселый. По крайней мере, при виде меня он первым делом улыбался. Пограничная академия пыталась вытеснить с его тела лишний килограмм мозгов, но Игорю чудом удалось выстоять в пятилетней схватке с камуфляжными дебилами. Наоборот: борьба его закалила, а поехав в АТО, он обжег свою глину, и та уже приняла окончательную форму. Твердым стал Игорь. И ценным опытным работником. Поэтому и фамилию судьба дала ему соответствующую: Алмазный.