О людях и зверях
Шрифт:
– С центра? – нахмурено уточнил полковник, и тут я развернулся к нему.
– Со службы. Не хочу служить.
Я хотел добавить, что мне здесь не место, но побоялся: умному можно не кланяться, но глупому кланяйся дважды. На всякий случай.
– Присаживайся, Кирилл.
Я не успел сделать шаг, как запели вторые петухи:
– Встать!
Вошел он. Нет, не так. ОНО, но не Стивена Кинга. Глава всех глав, ум всех умов, живот над животами. Мостковский Джабба Хат, подтянувший ремнями выпирающие складки. Он брёл перевальцем неспешно, властно.
Мы столкнулись лоб в лоб. Он смотрел на меня как на мушку, севшую ему на нос. Я в свою очередь видел в нем реинкарнацию персидского царя, прослывшим ленивым и жестоким в часы своего недолгого правления. Странно, что его не заносили в класс на носилках четверо солдат, а кто-то из старших офицеров подавал бы ему виноград прямо ко рту, в то время как царь разбивал орехи о пустую голову офицера с другой стороны. О голову Лукавого, скорей всего. Нет, тот лучше подошел бы на роль ступеньки, когда царя начнут опускать.
– Кто это? – спросил он. Не у меня, естественно, – у правой руки.
– Домс, садись быстрей, – велел полковник и я быстро нырнул в свой ряд, понимая, что командиру я запомнюсь. Как и всей части.
Оказалось, он вошел не один. За ним змейкой плелись еще двое: низкий и коренастый, с лицом, будто на него налепили пожеванную ксерокопию Папанова; и высокий расхлябанный, напоминающий брата-близнеца Саакашвили. Схожесть подчеркивали бульдожьи щеки.
Папанов провел меня пристальным изучающим взглядом. Колючим и неприятным.
Меня невольно бросило в дрожь.
– Уважаемые прапорщики, офицеры, – начал Джабба Хат, не удосужившись упомянуть о сержантском составе. – За эту неделю мы справились со всеми запланированными заданиями. Спасибо всем, кто активно участвовал в работе. На следующей неделе мы принимаем экзамены у отдела переподготовки и, если всем удастся сдать их хотя бы на пороговый уровень, мы выпустим сто человек, которые продолжат службу по своим подразделениям.
Командир поелозил кресло, словно ощутил крохотную хлебную крошку. «О, этот кайф, когда тебя ненавидят, но слушаются» – говорил он всем видом. Заместители, в свою очередь, буравили кого попало, выискивая тех, кого можно поднять и поставить на место. Идеальная картинка, прекрасно вписавшаяся бы в "Скотный двор" Оруэлла, в том месте, где главаря-свинью окружают гончие, которых он прикормил.
– Так же намечается поднятие резерва второй очереди в связи с совместными боевыми учениями белорусов и страны-агрессора. Наши враги…
После этих слов он стал говорить все медленнее, все тише и неразборчивей. Вскоре и вовсе затих – класс заполонила умиротворенная тишина. И свет выключили почему-то. Полностью. А на дворе-то как раз середина дня. Это чья-то шутка?..
– Кто спит встать! – раздалось на весь класс. Старая военная уловка, на которую меня ловили еще в университете. И каждый раз, мать его, срабатывало.
Подсознание и рефлексы сыграли со мной злую шутку. Лишь стоя и пошатываясь, словно
– Кто это? – пустил фразу по людям командир, но ответить осмелился только один из апостолов.
– Лейтенант Домс. Новоприбывший преподаватель кинологических дисциплин.
– Да? – едва повел бровью командир, не удосуживаясь тратить на меня лишнюю энергию. – С какого загона?
«Из загона в стадо» – так и тянуло меня сказать. Слова чуть не сорвались с языка, но командир быстро устал от тишины и очень вовремя открыл свой рот:
– Вы ознакомились со своими должностными обязанностями, – командир прищурился (ну прямо в точку с Джабба Хатом), –лейтенант?
«Должностными обязанностями?» – я начал перебирать в памяти, где мог о них слышать или видеть; какие-то бумажки мне всучили в первый день, на которых нужно ставить много подписей. Не мне, кажется. И… да, еще несколько листиков с кучей текста. Голова промытая тем льющимся с начальничьих пастей бредом и набухшая от недостатка кислорода отказывается работать адекватно. Что-то проклевывается, что-то смутное и почти неуловимое. Должностные обязанности…
Вспомнил. Их чертовски много.
– В процессе.
– Тогда расскажите парочку, – говорит командир и складывает пухлые ручки на упитанном пузике. – Мы с удовольствием послушаем.
Как в один момент все может измениться: вот я смешу людей, выступая чуть ли не с трибуны, а спустя каких-то пару незначительных минут люди пожирают меня взглядом как добычу. Стародавние арены с тиграми и гладиаторами заменили безвкусными аудиториями, но гнилая суть человека, жаждущая крови и зрелищ, искорениться не смогла. Да и когда это человек пытался ее укротить?
– Э-э-м… я не помню, – честно признался я. Прояснилось наконец в голове. Правда, поздновато.
– Не помните, – командир наслаждался моим ответом.
– Товарищ полковник, он заступает помощником дежурного в воскресенье. Ночью ему будет чем заняться.
Лукавый. Подонок, променявший четвертый десяток и до сих пор добирающийся на работу на своих двух. Сидит лыбится как чеширский кот: он ведь смог это сделать, смог нагнуть меня перед аудиторией. Не зря же на погонах вышиты две жирные звезды, не зря он едва не проглотил звезды, заталкивая в глотку стакан водки, званиеобмывая. Нет, не зря. Ради этого момента стоило жить и отдать лучшие годы. Да и от командира признание получить не лишнее. Может, благодарность или грамоту. Эх…
– Воскресенье? Кто его назначил на воскресенье? Вы, Сергей Владимирович?
Тон у командира был явно не одобрительный, от чего моя ненависть к подполковнику сменилась внутренней ухмылкой. Выкусил, офицер?
– Я, – сглотнув, ответил Лукавый и сразу принялся оправдываться: – Товарищ полковник, больше некому в связи с тем, что все наряды расписаны и некоторым доводилось заступать вдвое больше.
– И что? Вдвое не втрое. Расслабились тут, – отозвался со стороны насупленный Папанов.