Облака и звезды
Шрифт:
«1) Император Всероссийский дает разрешение на устройство колонии в Таврической губернии, которую герцог Ангальтский предлагает учредить из своих подданных.
2) Под сие поселение назначаются избранные герцогскими представителями свободные участки земли… Поселение сие возвращается в собственность казны, если в оном поселении по истечении десяти лет не будет находиться по меньшей мере двадцать тысяч овец улучшенной породы с потребным количеством семейств для содержания сих животных.
3) По истечении десяти льготных лет, начиная оные с 1 января 1830 года, платить казне ежегодной повинности за каждую десятину — с 40 345 по 8 копеек серебром, а с 6 000 десятин приморской земли по 15 копеек серебром же».
Так
Я не знаю, каковы были размеры ангальтского герцогства, но думаю, что приобретенная земля по площади уступала ему немного.
В июле 1828 года в присутствии симферопольского губернатора состоялась торжественная церемония: русскую степь передали немецкому герцогу.
Началось освоение. Через два года здесь пасется уже восьмитысячное стадо мериносов; природные условия отличные: почти круглый год овцы живут на подножном корму. Только в середине зимы их на месяц-полтора загоняют в хлева. Правда, есть одно неудобство: тонкорунную овцу надо купать, а вблизи ни озера, ни речки. Приходится гонять стада за семьдесят верст на Днепр. Но эти хлопоты с лихвой окупаются большими доходами: шерсть в тюках отправляют в Одессу, оттуда в Москву, в Германию, в Англию. Дело процветает и при Фридрихе, и при наследовавшем ему в 1830 году Генрихе. Через шесть лет после основания колонии овец уже двадцать четыре тысячи голов. В степи вырос поселок на тридцать семейств, есть свой кирпичный завод, даже школа.
Все изменилось в 1847 году, когда умер Генрих — последний в роду герцогов Ангальтских. Наследникам неохота возиться с далекой колонией. Они продают Асканию помещику-овцеводу Федору Ивановичу Фейну. Через несколько лет дочь Федора Ивановича, Елизавета, выходит замуж за соседа — помещика-овцевода Ивана Ивановича Фальца. Указом царя Николая Первого молодой чете присваивается новая фамилия Фальцфейн. Сын их, Эдуард Иванович, был отцом создателя асканийских чудес — Федора Фальцфейна.
Так заканчивается вполне прозаическая предыстория Аскании, и начинается необычайная, почти сказочная ее история.
Передо мною первый научно-популярный сборник статей, посвященный Аскании-Нова. Он вышел в Москве, в Госиздате, в 1924 году. Сейчас это библиографическая редкость. Солидный трехсотстраничный том открывается портретом. Вот он, Федор Эдуардович. Ему здесь лет пятьдесят, это поздняя фотография. Широкое, простое лицо, короткие, сильно тронутые сединой волосы, густые темные усы опущены вниз по старинной украинской, еще казацкой моде. Этот человек родился в южнорусской степи, рос, воспитывался, учился в России — сперва в херсонской гимназии, потом в Юрьевском университете, на естественном отделении.
Думается, пора восстановить справедливость, попираемую на протяжении многих лет: в тридцатых — сороковых годах в статьях, брошюрах было принято писать о создателе Аскании пренебрежительно: дескать, помещик-богач бесился с жиру, вот и развел в степи парки, хотел прогреметь на всю Европу. Позже, после войны, в книгах об Аскании о Фальцфейне предпочитают говорить мельком.
А зачем нам искажать историю? О Фальцфейне написано мало, но из скупых строчек, оставленных современниками: знаменитым путешественником, другом и соратником Пржевальского — Петром Кузьмичом Козловым, профессорами-биологами, подолгу работавшими в Аскании, — Фортунатовым и Завадовским, — встает образ человека необыкновенного. Нет, не барская прихоть, не каприз богача создали Асканию. Она рождена пожизненной страстью, научными интересами естествоиспытателя, большого знатока жизни птиц и зверей.
Итак, Аскания создана только одним Фальцфейном? Нет.
Жаль, что в упомянутой книге нет еще одного портрета. Есть только маловыразительная фотография: у инкубатора сидит пожилой, бородатый человек в косоворотке. Человек этот
Они дополняли друг друга, десятилетиями работая бок о бок, — богач-натуралист с университетским образованием и украинский крестьянин, ученый-самоучка, своими силами освоивший науку о природе.
О Климентии Евдокимовиче Сиянко мы знаем еще меньше, чем о Фальцфейне. Приехав в Асканию в начале тридцатых годов, я уже не застал Сиянко в живых: он умер в двадцатых годах. Сиянко был ровесником Фальцфейна и всю долгую свою жизнь — с детства до смерти — отдал Аскании.
Как же возникла, как могла родиться фантастическая мечта — создать в безводной степи пруды, парки, населенные дикими птицами, редкостными заморскими зверями?
Все началось с зяблика. В 1873 году десятилетний Федя Фальцфейн со своим приятелем Климом как-то смастерили силки; в них попался степной зяблик. Можно посадить его в клетку, повесить в столовой над окошком — пусть поет. Нет, нет, это неинтересно, подумаешь, клетка с птичкой! Вон их сколько в домах служащих. Хотелось необычного, особенного. И ребята решают: надо сделать клетку огромную, чтобы зяблик мог в ней летать как на воле. Но позволит ли Федин отец? Вдруг скажет: «Баловство это! Тебе учиться надо, а не птиц разводить»?
— Треба спробуваты, — говорит Клим, — ты так и скажи: я экзамен в гимназию выдержал? Выдержал. Вот вы, тату, и позвольте зробыть большую клетку. А больше мне ничего не надо. Вот побачишь, воны позволять.
И «тату» позволил. Поместительная проволочная клетка — вольера — была сделана руками ребят.
Вскоре в ней кроме зяблика поселились синицы, чижи, пеночки и прочая птичья мелкота. За первой вольерой появились новые, целое хозяйство было теперь на руках у Клима: Федя осенью уезжал в Херсон учиться в гимназии. Но летом на каникулы он приезжал домой, в Асканию, и они с Климом с утра до вечера занимались своими птицами.
Шли годы. Окончена херсонская гимназия. Куда дальше? Федор решает быть ученым, естественником, уезжает учиться в Юрьевский университет. А Клим? Клим не хочет отставать от товарища, он тоже учится, только дома. Федор привез ему книги по зоологии, много книг. По вечерам, когда окончена работа в зоопарке, Клим читает, делает выписки.
Пройдут года, и ученые из Петербурга и Москвы будут с интересом читать рабочие дневники Климентия Евдокимовича Сиянко, будут удивляться меткости наблюдений, образности языка, оригинальности выводов. Батрацкий сын, учившийся на медные гроши в церковноприходской школе, станет натуралистом, научится ставить сложные опыты по гибридизации. Но это будет потом, а пока Клим со своими помощниками — молодыми «парубками», рабочими — ухаживает за новыми обитателями зоопарка. Теперь тут не только мелкие птицы в вольерах, в Асканию с Кавказа прибыли разноцветные фазаны, из Астрахани европейская антилопа — сайга, из Донецких степей — байбаки. Нужно изучать их повадки, их вкусы, — ведь все эти новые «асканийцы» впервые поселены в степи под присмотром человека.
В Асканию часто приходят письма: молодой Фальцфейн живет в Юрьеве, но душой он здесь, только здесь, в своей Аскании. Он расспрашивает, дает советы, строит новые планы. Ах, поскорее бы закончить университет, — тогда-то они с Климом развернутся вовсю.
И вот университет позади, можно уехать в Асканию, навсегда уехать.
Федору Эдуардовичу двадцать шесть лет, он самостоятельный хозяин Аскании. С молодым пылом берется за дело: в заграничные фирмы Америки, Африки, Австралии идут фальцфейновские заказы. Вскоре прибывают новые насельники зоологического парка: громадные страусы африканские, низкорослые страусы нанду — американские, страусы эму — австралийские. Из Африки, из Азии едут антилопы: огромные, быкоподобные канны, маленькие, похожие на козу — гарны, туркестанские джейраны, свирепые африканцы — гну, голубые и белохвостые.