Облака и звезды
Шрифт:
Все время жить в Аскании Федору Эдуардовичу все же не удается: надо выезжать за границу, в прославленные зоологические парки Европы, изучать опыт крупнейших специалистов по разведению диких животных. В одном из таких зоопарков Фальцфейн увидел американских бизонов, обитателей прерий. Возникла мысль: что если завезти бизонов в русскую прерию — асканийские степи?
Послан заказ; бизоны прибыли, выпущены в Большой загон, мирно пасутся с антилопами, с оленями.
И тут охватило Федора Эдуардовича неодолимое желание — поселить в Аскании
Почему же заинтересовался ими Фальцфейн? Редкость? Диковинка? Нет. Еще в детстве Федор слышал от отца о диких лошадях южно-русской степи — тарпанах. Старик Фальцфейн застал их, видел своими глазами. Они сродни лошади Пржевальского, только масть иная — серая, а не песочная. Тарпаны были полностью истреблены еще в семидесятых годах. Что, если попытаться вернуть асканийской степи животных, отнятых у нее человеком?
Фальцфейн едет в Петербург: надо познакомиться с путешественником Козловым, узнать у него все, что известно науке о лошадях Пржевальского.
Козлов удивлен: он не встречал таких одержимых; Фальцфейн говорит только о лошадях Пржевальского, весь поглощен одним желанием — поймать лошадей и поселить их в асканийской степи.
Петр Кузьмич в сомнении: лошади Пржевальского дики, очень осторожны, очень чутки. За годы, проведенные в пустыне, Козлов встретил их всего дважды. Лошади за версту учуяли запах человека и пустились вскачь. Жеребец-вожак несся впереди, за ним мчались семеро кобылиц. Временами все останавливались, смотрели на людей, потом скакали дальше, пока не скрылись в пустыне.
Фальцфейн слушал Козлова, смотрел поверх его головы.
— Они будут жить в Аскании, — сказал он, прощаясь с Козловым.
За дикими лошадьми в 1897 году была снаряжена специальная экспедиция. Русский торговец в Монголии Ассанов подрядил монголов-пастухов. Им удалось выследить табун диких коней, отделить от него жеребят, догнать их, стреножить. Жеребят доставили в Сибирь, но, не доехав до Аскании, они погибли — не вынесли тягот путешествия.
Что ж, надо отправить новую экспедицию. Неудача, опять неудача: кони пали.
И в третий раз отправились охотники за дикими лошадьми. Теперь сам Фальцфейн разработал правила ловли — жеребят не следует загонять до полного изнеможения: они «запаливаются», потом болеют и гибнут. На этот раз экспедиция увенчалась успехом: пойманные лошадки выпущены в Большой загон: все выжили и позже дали приплод.
В зоологическом парке появляются все новые животные: привезены олени, самые разные — маралы, северные, уссурийские. Их никогда не видела асканийская степь.
Прибыл зубр — обитатель лесных чащ. Он исчезает. На Кавказе уже истреблен; «последние из могикан» сохранились лишь в Беловежской пуще.
Зубров скрещивают с бизонами. Гибриды — зубробизоны — похожи и на мать, и на отца. Это новый вид, он
Зоологи Аскании вели работы в двух направлениях: они восстанавливали виды, утраченные степью, и приучали к степи виды, которые никогда здесь не водились. По-ученому — это реакклиматизация и акклиматизация.
Нет, не блажь, не барская прихоть руководила владельцем Аскании: развести в степи новых зверей и птиц, умножить, обогатить ее фауну, — над этим всю жизнь работали Фальцфейн и Сиянко. Им помогали крупные ученые России, приехавшие в Асканию: Илья Иванов, Фортунатов, Завадовский.
Удалось многое: оказывается, обитатели тундры — олени — отлично переносят палящий зной южно-русской степи. Не боится ее и одетый в мощную шубу лесной житель — зубр.
В Аскании налаживается производство пантов — рогов молодых оленей; панты употребляются в медицине. Зоологические парки России приобретают редких птиц — страусов, фазанов; покупают антилоп, зубробизонов.
Аскания развивается год от года. Теперь здесь кроме зоологического парка разведен ботанический. Насосы денно и нощно качают воду, поят деревья: платаны, туи, тополя, клены, акации.
Южная степь от века бездревесна, от века это царство могучих трав. Они, только они могут жить здесь, могут выносить многодневное бездождье, когда земля пересыхает, покрывается трещинами. Лишь в редких низинках — круглых мелких «блюдцах» — осмеливается селиться чахлый кустарник, прирожденный степняк — дикий бобовник. А деревьев Херсонская степь не видела, не знала никогда, впервые в этих местах выросли они в Аскании.
Много забот прибавил ботанический парк Фальцфейну и Сиянко: саженцы приживались плохо, сохли под палящим дыханием летних суховеев. Тогда привозили новые, поили вволю грунтовыми водами. Постепенно на тучном степном черноземе деревья крепли, набирали силу, все толще становились стволы, все гуще раскидистые кроны. И вот кроны сомкнулись. Парк стал лесом — в нем поселились лесные травы, лесные птицы. Путешественник, подъезжавший к Аскании, изумленно смотрел на живую зеленую тучу, вставшую вдруг на горизонте.
Так у Фальцфейна и Сиянко появилось новое детище. Зоологи становились ботаниками.
Ученые, работавшие в Аскании, рассказывали о великой любви ее создателей к выхоженным ими зверям, птицам, деревьям, кустарникам. Федор Эдуардович и Климентий Евдокимович знали «в лицо» чуть ли не каждого асканийского насельника.
Как многие люди, приверженные одной страсти, Фальцфейн был замкнут, неразговорчив, а к тем, кто халатно относился к животным, к растениям, — нетерпим, суров: таких наказывал немедленным изгнанием. В Аскании могли жить и работать только те, кто, как Фальцфейн, как Сиянко, любили природу.