Обольститель и куртизанка

Кэмпбелл Анна

– С четырех часов пополудни, мадам.

С четырех? Значит, он явился необычно рано.

– Спасибо, Лейтем. Подождите пока отдавать распоряжения насчет ванны.

– Хорошо, мадам. – Дворецкий поклонился и исчез за дверью.

Хотя Эрит томился в ожидании больше трех часов, Оливия помедлила, прежде чем войти в гостиную. Она хотела убедиться, что полностью владеет собой: опасная вспышка чувств, пережитая накануне, внушала ей страх.

Заглянув в зеркало в холле, она увидела пылающее лицо и светло-карие глаза, полные тревоги. Женщина в зеркале ничем не напоминала

холодную королеву куртизанок. Эта женщина казалась уязвимой, робкой и испуганной, оттого что рассказала о себе слишком много, впустив чужого человека в свою жизнь. Куда заведет их с Эритом эта связь?

С графом Оливии довелось пережить то, что она никогда не испытывала с другими мужчинами. Странную, завораживающую близость. Чувство более сильное, чем дружба. Не похожее на узы родственной любви.

Прежде она никогда не ощущала связи ни с одним из своих любовников, но лорд Эрит с самого начала привязал ее к себе невидимыми нитями, и вот теперь она не в силах их разорвать.

Будь он проклят за то, что заманил ее в эти зыбучие пески. Ведь он хорошо знал, что любое искреннее чувство между ними обречено обернуться трагедией и утратой.

Эрит – аристократ, вознесенный на вершину власти. Его долг – заботиться о своей семье. А Оливия всего лишь блудница, падшее создание.

Эта связь для них обоих – не что иное, как короткая интерлюдия.

Оливия начала медленно подниматься по лестнице, с каждым шагом упрямо возводя вокруг себя незримые барьеры. Она достаточно сильна. Ни один мужчина не сможет сломать ее. Она способна вынести все.

И все же, когда Оливия открыла дверь гостиной, ее охватила дрожь, как в то утро, когда Эрит поцеловал ее в парке под дождем.

Граф сидел в просторном кожаном кресле, повернувшись спиной к камину, с раскрытой книгой на коленях. Его волосы казались растрепанными, как будто он то и дело ерошил их. Одетый в черный шелковый халат, он выглядел безмятежно спокойным – одна рука его удерживала книгу, другая сжимала наполовину полный бокал с кларетом.

При виде Эрита Оливия попыталась скрыть охватившую ее радость. Но это было так же невозможно, как остановить грозу или удержать прилив.

Граф поднял глаза и улыбнулся краешком губ. Оливии случалось видеть Эрита распаленным желанием, язвительным и самодовольным, смеющимся, но на этот раз в его улыбке таилось столько нежности, что у Оливии мучительно сжалось сердце. Все ее надежды изобразить холодную распутницу, жрицу любви рассеялись как дым. Улыбка Эрита согрела ее ледяную, омертвевшую душу, словно солнечное тепло после бесконечно долгой зимы. Суждено ли ей замерзнуть вновь, или это чувство – предвестие лета?

– Добрый вечер, Оливия. – Даже голос Эрита звучал необычайно нежно.

– Добрый вечер, лорд Эрит. – Голос Оливии дрогнул. Закрыв за собой дверь, она несмело вошла в комнату.

– Так официально? – Эрит поставил бокал на столик красного дерева.

Взгляд Оливии последовал за его рукой. На полированной поверхности столика, рядом с бокалом, лежал ворох яркого шелка.

Что это? Ленты? Отмахнувшись от мысли о загадочном шелке, Оливия посмотрела в лицо графу.

–

Эрит.

– Джулиан.

Оливия не могла бы сказать почему, но назвать графа по имени означало для нее покориться, сдаться на его милость. И все же она согласно кивнула.

– Джулиан.

Улыбка Эрита стала шире.

– Спасибо. – Он сказал это так, словно только что получил из рук Оливии величайшую награду.

Куртизанка опустилась в кресло напротив графа, не сводя с него глаз. Она не понимала, что творится в его мыслях, но знала лишь одно: он все еще под властью той близости, что возникла между ними минувшей ночью.

Встретив его утром в парке, она подумала, что во время следующего свидания Эрит, скорее всего, притворится, что того хрупкого доверия, той откровенности, что объединила их в долгую дождливую ночь, не было вовсе. Все стало бы куда проще, выбери он этот путь, но лорд Эрит никогда не искал легких путей.

Он пока не прикоснулся к Оливии, хотя его домашний халат выглядел весьма красноречиво. Мускулистое тело графа притягивало взгляд; Оливию обдало волной жара, словно Эрит прижал ее к себе.

Его туманно-серые глаза лучились мягким светом. Оливия с удивлением вспомнила, что когда-то эти глаза казались ей холодными как сталь и бесчувственными.

Господи, спаси и помилуй! Как быстро серый стал ее любимым цветом.

– Ты прождал весь день? – Эта бессмысленная реплика, должно быть, выставила ее полнейшей дурехой.

Эрит медленно кивнул: – Да.

– Я была с Перри.

Еще одна нелепая фраза. Во всяком случае, она не обязана отчитываться перед Эритом в том, как проводит свободное время. Это оговаривалось в соглашении. Но Оливия с ужасом понимала, что все происходящее между ними не имеет ничего общего с бесстрастным деловым соглашением. Речь идет об опасном, пугающем чувстве, грозящем разрушить весь ее мир. Чувстве, в котором она не желала признаваться даже самой себе.

Вчерашний день изменил слишком многое. Если бы только граф не последовал за нею в Кент. Если бы Эрит оставался чужим для нее, она нашла бы в себе силы погасить жадное пламя, пожиравшее ее душу.

На губах Эрита играла улыбка, его взгляд не отрывался от ее лица. Оливия привыкла будить в мужчинах желание, но за все годы ее беспутной жизни ни один мужчина не разглядывал ее так внимательно. Взгляд Эрита смущал ее, лишая воли.

И все же она не в силах была отвести глаза.

– Не важно. Мне требовалось время, чтобы подумать. Оливия предпочла не задавать очевидный вопрос. Едва ли ей хотелось бы услышать ответ. Вместо этого она спросила:

– Ты ужинал?

– С этим можно повременить. А ты?

Она перекусила у Перри в середине дня и вернулась домой голодной. Перед любовным поединком с графом неплохо было бы подкрепиться. Но странная, неожиданная встреча заставила ее забыть о еде.

– Я не голодна, спасибо.

Эрит положил книгу на столик, рядом с бокалом и ворохом шелковых лент.

– Хорошо.

Оливия слегка наклонилась вперед.

– Мне неприятно признаваться в этом, Эрит, но ты заставляешь меня нервничать.