Очень личная книга
Шрифт:
Когда уже в зрелые годы я попытался проанализировать, кто, как и благодаря каким событиям повлиял более всего на становление моего характера, я пришел к вполне отчетливому выводу, что три важных качества привил мне отец: любовь к чтению и уважение к книге, стремление к отстаиванию собственного мнения и умению постоять за себя в трудные моменты жизни, а также жадный интерес к созданию нового. Конечно, надо сказать и еще об одном свойстве, ставшем таким существенным для меня уже в более поздние годы, через много лет после смерти папы – именно от отца ко мне передалось желание писать статьи, потом книги. Мама любила читать и ценила книги, но в страсти к писательству я обязан отцу – и его личному примеру, и, возможно, его генам.
Я знал, конечно, что папа меня очень любит, и я его любил, его воздействие на меня было очень сильным, но вместе с тем многими
С детства она делала всё так, чтобы я был под её неусыпным присмотром, следила за тем, чтобы я вовремя сделал уроки, проверяла мой дневник, иногда на родительские собрания они ходили вместе с папой, пока он был жив, а в старших классах мама, по-моему, перестала ходить на эти собрания и просто следила за моими отметками в школе, проверяя дневник.
Мне казалось, что она умеет делать всё на свете, что нужно делать взрослому человеку в жизни, и этот пример был для меня решающим. Весь день она что-то готовила, гладила, убирала, мыла. Она справлялась со всеми делами на нашем садовом участке, и всегда там вырастало всё, к чему прикасались её руки. Поздно вечером дома она садилась к лампе и читала книгу или новый журнал. К ней часто приходили соседки за разными советами, и я знал, что они с вниманием относятся к её рассуждениям.
Она никогда не хитрила в мелочах, терпеть не могла склочников и сутяг, старалась всегда быть внешне спокойной и выдержанной. Скандалов или разбирательств с криками и взаимными нападками в семье не было никогда, ни разу. Она не была плаксивой, и я помню небольшое число случаев, когда она плакала: нужно было сильно задеть её чувства, чтобы выжать из неё слезу. Такой пример самообладания и самоуважения воспитывал лучше, чем любые нравоучения и натаскивания.
В те годы при домоуправлении Домов Коммуны были созданы всевозможные комиссии, составленные из активных и грамотных жильцов. Общественность и на самом деле принимала посильное участие во многих локальных начинаниях, и маму на собраниях всегда выбирали в состав этих комиссий. А ведь она не была членом партии и не занимала никаких постов, но просто соседи знали её характер и доверяли ей. Вот как её оценивали в 1950 г:
Характеристика
Тов. Кузнецова Анна Александровна с 1933 г. проживает в д/управлении [домоуправлении]№ 61, Свердловского района. За это время она проявила себя как хороший общественный работник. С 1935 г. по 1942 г. вела работу МОПРа [МОПР – Международная организация помощи борцам революции – коммунистическая благотворительная организация, созданная по решению Коминтерна – В. С.], за эту работу 15/III-1939 г. РК МОПР награждена грамотой «Лучшему ударнику». Одновременно работала в комиссии содействия Госстраха по индивидуальному страхованию жизни среди домохозяек. В 1936 г. организовала сбор средств по домоуправлению для испанских детей. В годы Отечественной войны принимала участие в организации сборов денежных средств для семей погибших воинов и подарков фронтовикам. Работала в госпитале по переноске из машин раненых, прибывших с фронтов Отечественной войны. С 1949 г. по данное время является председателем родительского комитета.
Во всех общественных мероприятиях, проводимых домоуправлением, проявила себя энергичным, инициативным работником.
Депутат Свердловского Районного Совета депутатов трудящихся,
управляющая 61 д / управлением Черепенина.
Когда у нас что-нибудь ломалось – утюг, электрическая плитка или что-то еще, мама доставала из ящика инструменты, находила повреждение и чинила. Еду мы готовили на электрической плитке, стоявшей на письменном столе в большой комнате, или керосинке, располагавшейся в туалете. В плитке часто перегорали спирали, и тогда мама, вооружившись плоскогубцами и ножницами по металлу, вырезала небольшую полоску из алюминиевой пластинки, сгибала её плоскогубцами, вставляла в сгиб соединенные вместе концы перегоревшей спирали и обкручивала конец пластинки вокруг зажатого места. Забавно, что некоторые наши соседи-мужчины, вроде Павла Абрамовича Вышкинда, нередко несли свои поломанные утюги или плитки маме с просьбой посмотреть их и, если можно, починить, что мама всегда с готовностью делала.
После окончания войны наши квартиры нуждались в ремонте: потолки закоптились, краска на стенах облупилась, полы
Когда потолки и стены заблестели, в глаза стали бросаться ужасные почерневшие провода электрической проводки, которые были надеты на белые фарфоровые держалки (их называли роликами), привернутые шурупами к потолкам и стенам. Мы решили спрятать всю электрическую проводку внутрь штукатурки. Мы стали прорезать ниши в стенной и потолочной штукатурке, запрятывать провода в требуемую ГОСТом изоляцию, а потом все провода углублять в ниши и замазывать их алебастровым раствором. Мама очень аккуратно затирала старые и новые места, так что, когда мы покрасили стены и потолки заново, все поверхности стали ровными и гладкими, и наши варварские усилия по прорезке штукатурки скрылись полностью. После этого многие наши соседи решили проделать то же самое в своих квартирах, но уже руками мастеров, потратив на это большие деньги.
Эти уроки «рукоделия» очень пригодились мне в дальнейшей жизни. Когда мы с женой оказались уволенными с работы за мои усилия по защите прав человека в СССР, я стал зарабатывать на жизнь ремонтом квартир и приносил домой больше денег, чем была моя зарплата даже в годы, когда я был заместителем директора академического института. Когда мы оказались в Америке и купили сначала дом в Коламбусе, а потом в пригороде Вашингтона, то многие, даже очень капитальные вещи, вроде переноса стен, укладки паркета или плитки, строительства бетонных стен вокруг бассейна, мы делали своими руками, экономя огромные средства. И я часто вспоминал в связи с этим маму, научившую меня «ремонтам», привившую с детства уверенность в том, что, почитав книжки и узнав хитрости любого мастерства, можно и самому справляться с трудностями.
И все-таки материально мы жили очень плохо. Мама часто вспоминала, как папа говорил ей при жизни:
– Аничка! Пока я жив, ты обеспечена.
И действительно, пусть бедно, пусть без разносолов и покупок вещей, но мы тянулись как-то на папину зарплату. После его смерти нам с мамой пришлось совсем туго. Дней, когда живот подтягивало от голода, было много. Однако на моих глазах мама никогда не позволяла себе нервных жестов, заламывания рук или причитаний по поводу нашей бедности. Она ни разу в жизни не позволила себе пообсуждать нашу нищету и сумела привить мне важное житейское правило – обходиться тем, что есть в наличии сейчас, в данную минуту, уметь радоваться даже пустяшным приобретениям. О больших всё равно и мечтать не стоило. Только с годами я понял, как это было важно, сколь достойной была эта житейская философия. Ведь жадность и зависть нередко толкали слабых людей на уловки такого рода, которые кончались плохо.
Летние месяцы в доме бабушки и дедушки
Родители мамы – мои бабушка и дедушка – сыграли в жизни моей и моих двоюродных сестер и братьев совершенно уникальную роль. Я уже упоминал несколько раз, что, например, наша семья начиная с какого-то времени (на моей памяти с 1947 г.) жила впроголодь, и я ждал летних каникул, когда мама брала или нас обоих с братом, или меня одного, и мы ехали в Юрьевец. После смерти папы эти поездки стали особенно важными. Большой приусадебный участок позволял выращивать много картошки, свеклы, моркови, капусты, в лесах вокруг было много грибов, на Волге ловили рыбу, бабушка держала в хозяйстве корову и поросят. Поэтому в доме всегда был относительный достаток, еда была простой, но она была всегда. И вот орава полуголодных внучек и внуков наезжала к бабушке и дедушке и поселялась в основном на высоком сеновале, расположенном на верхнем ярусе двухэтажного большого сарая во дворе.