Одержимость жестокого принца

Есенина Ксения

— Жаль, что однажды мне придётся жить в стране, в которой ты станешь императором.

Выражение лица Кая меняется в мгновение ока. Весь мир разом сужается до опасного прищура пылающих золотым огнём глаз. Окружающие звуки исчезают. Остаётся только его взгляд, который давит на меня, как бетонная плита.

Кай подступает ко мне, смотря сверху вниз.

Глава 41. Шайла

Он так всматривается, будто пытается прочесть мои мысли. Передёргиваю плечами, избавляясь от фантомного ощущения чужого присутствия внутри. Слава

Богам, взаправду влезть в мою голову Кай не может. Хотя скрывать мне, в общем-то, нечего. Я сказала то, что думаю на самом деле.

Не отвожу взгляда. «Что, не нравится, когда не пытаются угодить?» Не проговариваю вслух, но он явно читает это в выражении моего лица, как в открытой книге.

И всё же незаметно сглатываю, слегка опустив при этом подбородок, чтобы, не дай демоны, не заметил. Потому что, несмотря на всю мою браваду, Кай вызывает трепет по всему телу, пробирающий до костей, до самого нутра.

Трепет ужаса, смешанного с восхищением и желанием подчиниться его власти и силе.

Нечто необъяснимое, незримое, неосязаемое окутывает его фигуру, распространяя вокруг ауру беспрекословного влияния. И дело вовсе не в том, что он высок, широкоплеч, мускулист, красив, как божество. Не в том, что внутри него живёт настоящий Зверь, способный разнести эту Академию по камешку. Не в том, что он может за доли секунды создать яростно ревущую стену смертоносного огня.

Всё это лишь оболочка, врождённые умения.

Его личность — вот что в действительности заставляет колени слабеть, горло — пересыхать, все внутренности — болезненно-сладко сжиматься, а сердце — в тысячу раз ускорять свой бег.

Кай размыкает губы.

— Надо же, — произносит неторопливо, так же медленно приближаясь, — едва ли не впервые кто-то не побоялся быть откровенным со мной. Кто бы мог подумать, что в немногочисленный список попадёт девушка. Неблагородная. Небогатая. Неодарённая. И такая смелая.

Отступаю, пока не упираюсь поясницей в подоконник. Кай кладёт руки по обе стороны от меня. Между нашими лицами остаётся слишком мало места.

— И что ждёт смелую девушку? — спрашиваю дерзко. — Отправишь меня в заключение за оскорбление чести и достоинства своего высочества? Или заставишь покинуть Академию и затеряться так, чтобы никогда впредь не попадаться тебе на глаза?

Кай небрежно ухмыляется краем губ. Давление явственно ослабевает, воздух вокруг нас разрежается, постепенно переставая быть таким густым и вязким, больше не застревает в глотке при вдохе.

— Звучит так, будто ты сама этого хочешь, Шерман, — почти мурлычет с невозможной хрипотцой в голосе.

Вскидываю бровь, стараясь сохранять невозмутимость.

— Хочу чего?

Он приближает губы к моему уху и шепчет, обдавая щёку горячим дыханием:

— Чтобы я преследовал тебя.

Слышу, как он шумно втягивает носом мой запах, а его собственный аромат забивается в ноздри. Чувствую жар, исходящий от его тренированного крепкого тела. Предательские мурашки бегут вдоль позвоночника. Язык сам собой облизывает пересохшую нижнюю губу. Снова сглатываю, но на этот раз совсем не уверена, что Кай этого не замечает.

— Зачем тебе это? — почти выдыхаю на грани слышимости.

Он

чуть отстраняется, снова погружая меня в золотистые омуты своих глаз. Наш странный танец окончательно захватывает меня. Кай неспешно оглаживает взглядом моё лицо. Слегка касается пальцем подбородка.

— Лучше скажи, зачем это тебе, Шерман.

Отступив, он разворачивается и быстро теряется в бурлящей толпе адептов.

Только тут осознаю, что задержала дыхание. Выпускаю воздух через рот. Смаргиваю нахлынувшее наваждение, возвращаясь в реальность. Звуки разом врываются в уши: стук каблуков по каменному полу, голоса, смех, шорох одежды, крики с улицы, доносящиеся через приоткрытое окно.

И пристальное внимание, буквально цепями прикованное к моей персоне. Я словно оказываюсь под светом нескольких десятков заговорённых светильников.

Поправив лямку сумки на плече, отлепляюсь от подоконника. Длинная перемена подходит к концу, а у меня сегодня ещё руны. Да, точно, зачёт, к которому я готовилась вчера весь вечер.

Мотаю головой, прижав палец к виску в попытке выбросить из памяти услышанное.

Но я опоздала: его слова, его голос, его запах, его суть, похоже, впитались в мою кожу и пустили корни в мышцах, проникли в кровоток и прямо сейчас беспрепятственно разбегаются по организму. Как быстродействующий яд, парализующий нервную систему.

И мои отчаянно ускоряющиеся шаги — лишь жалкая, бессмысленная и бесполезная попытка сбежать от того, что уже произошло.

Глава 42. Шайла

Возле лестницы на третий этаж дорогу мне вдруг преграждает девушка с целительского факультета и огорошивает сообщением:

— Профессор Сальвия вызывает тебя в оранжерею.

— Сейчас? — округляю глаза. — У меня занятие через десять минут. Что-то срочное?

— Без понятия, — девчонка пожимает плечами с безразличием вынужденного гонца. — Она сказала, это насчёт твоей практической работы.

— Проклятье, — ругаюсь я сквозь зубы. — Я поняла, спасибо.

Бросаю взгляд на наручные часы. Если потороплюсь, то должна успеть забежать в оранжерею. Надо же выяснить, что вдруг понадобилось от меня Сальвии. Практическую работу — пересадку плотоядного растения — я выполнила на отлично. Так, во всяком случае, мне было сказано. Но, может, что-то пошло не так? Отметки для меня сейчас особенно важны.

С этими мыслями преодолеваю лестницу, перепрыгивая через ступеньку. У входа в оранжерею торможу и, сделав глубокий вдох, чтобы восстановить дыхание, открываю дверь и переступаю порог.

В нос ударяет какофония ароматов: от приторно-сладких до запаха влажной земли. Сквозь остеклённую крышу проникает свет тусклого осеннего солнца. Тихо. Только слышен шелест листьев перешёптывающихся между собой волшебных растений, да невнятно бормочет где-то в углу говорящий пень.

— Профессор Сальвия? — зову я, но в ответ по-прежнему тишина.

Делаю несколько шагов вглубь, чтобы убедиться, что здесь действительно никого нет. Когда я уже собираюсь покинуть оранжерею и ветром лететь на руны, из-за пышной кроны карликовой молодильной яблоньки выходит Лионелла Моран.