Один шанс из тысячи
Шрифт:
— Что там? Опять собираются?
— Не опять, а снова. Прямо как в шестьдесят девятом…
Из «барабана» часовни на Большом Уссурийском обзор был гораздо лучше, чем с погранвышки. Отсюда открывался великолепный вид на покрытую льдом правую протоку Амура, Уссури, расположенное на другом берегу село Казакевичиво и 49-метровую стелу в форме китайского иероглифа, установленную на «той стороне» лет восемь назад.
На площадь Солнца — самую восточную точку Китая — туристы приезжали, не то чтобы толпами, но достаточно регулярно. Суетились возле воды, прятались от солнечных лучей и дождя в вычурной ханьского стиля
Неподготовленному человеку показался бы странным и даже пугающим дисбаланс в обустроенности этих мест с разных сторон границы.
Россия: патриархального вида домишки, пустоши, сопки, обросшие лесом склоны Большехехцирского заповедника, где человек словно бы и не живет, а попросту тянет лямку скучного, полубессмысленного существования, ни к чему не стремясь и ни на что не надеясь.
Китай: полированный камень новопостроенной набережной, витиеватые пагоды с лотосами и драконами, высоченные монументы из бетона, стекла и металла, сияющие белизной фасады погранзаставы, парящий над рекой вантовый мост, разноцветные крыши коттеджей, растущие как грибы после дождя отели туристической зоны…
Как будто на маленьком пятачке, в месте слияния рек, сошлись будущее и прошлое, высокие технологии и кустарное производство, богатство и бедность, развитие и упадок…
Однако первое впечатление обманчиво.
Никто здесь не собирался соревноваться друг с другом и, уж тем более, кичиться роскошью и достатком. Просто разные народы имели разное представление о жизни на этом небольшом пятачке, как, впрочем, и во всем приграничье.
Для русских граница — это всегда рубеж, кордон, черта, за которую не должен заходить враг и которую следует охранять и оберегать от любых посягательств. Какой смысл строить в старинном казачьем селе что-то монументальное, если это всего лишь форпост, призванный в случае опасности первым принять на себя удар вражеского нашествия? Крыша над головой есть, ну и ладно. Главное, чтобы ружья стреляли, и боезапаса хватало, а дальше, как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
Иное дело — соседи из Поднебесной. Народу там много, а вот земли, удобной для проживания — наоборот. Заселять пустыни и горы, которых в Китае гораздо больше, чем плодородных равнин — задача не из простых. Не нравятся ханьцам суровые условия жизни. И хотя в Приамурье они тоже не сахар, но всё-таки лучше, чем, например, в Гоби или Тибете. Поэтому, как только возникает возможность, надо срочно столбить за собой каждый более-менее подходящий для освоения клочок территории и строить на нем… не важно что, главное — строить, авось пригодится. Вот и стоят по разным провинциям пустые города, туристические объекты и административные здания, соединенные дорогами и мостами, по которым никто не ездит, а если и ездит, то только чтобы проверить, не развалилось ли, да показать: хозяева у этих владений есть и они бдят, не покусился ли кто на внешне бесхозную собственность…
— Тащ лейтенант! Их там прибавилось.
— Вижу, Семёнов. Вижу, — не отнимая от глаз бинокль, лейтенант требовательно протянул руку. — Давай связь… Ну? В чем дело, Семёнов?
— Включили на подавление, — виновато пожал плечами боец. — По всем частотам шумы.
— Шумы, говоришь? — командир обернулся и испытующе посмотрел на связиста.
Тот молча кивнул.
— Ну, что ж. Давят, значит, решились.
Лейтенант-пограничник подошёл к притулившемуся в уголке «допотопному»
— Кромка-два. Дайте Волну-один… Я Кромка-два. Докладываю. Количество собранных в Фуюаньской протоке лиц достигло оценочно двадцати тысяч. По виду — гражданские. Оружия не наблюдается. Ведут себя возбужденно. Перемещаются к госгранице. Пограничные службы сопредельной стороны действуют крайне пассивно. Развитие событий предполагаю по варианту три… Да… Понял… Так точно…
Аппарат коротко тренькнул. Телефонная трубка вернулась на место.
В отдельных случаях старая проводная техника превосходила по эффективности современную беспроводную. Особенно, если противник применял новейшие средства радиоэлектронной борьбы…
— Семёнов!
— Я!
— Ноги в руки и дуй на второй пикет. Передай, работаем вариант три.
— Тащ лейтенант, а как же вы?
— А я пока здесь побуду. Давай… Да, кстати. Соседи тебя наверняка заметят, поэтому изображай суету и побольше, чтобы прочувствовали. Понял?
— Понял. Сделаем в лучшем в виде.
— Ну, всё. Давай, действуй…
До декабря проблем с соседями практически не было. Майскую потерю всех ракетно-ядерных сил и половины военно-морского флота китайцы перенесли стоически. А вот декабрьский удар, наоборот — потряс их до основания. Привыкшие к строгой организации и иерархии, они не сумели быстро выкарабкаться из той пропасти, в которую их столкнули катастрофические разрушения инфраструктуры и одномоментное исчезновение всей властной верхушки.
В многотысячелетней истории страны подобное случалось не раз — крушение великой империи, раздробленность, хаос, вторжение чужеземцев, а затем долгое и трудное восстановление порядка и государственности. Главное отличие нынешней катастрофы заключалось в том, что сегодня всё происходило чересчур быстро, почти мгновенно и без какого-либо намека на будущий ренессанс.
Надежду, что рано или поздно всё вернется на круги своя, питали немногие.Слишком глубока оказалась яма, в которую рухнуло общество, слишком сильны оказались те, кто решил, что спасаться следует в одиночку.
В северных районах бушевал голод. В южных к нему добавились эпидемии. Везде орудовали многочисленные банды, с которыми не справлялись ни армия, ни полиция, и, что ещё хуже, во многих местах армейские части сами вставали на скользкую дорожку преступности и террора, а их командиры превращались в главарей отлично вооруженных шаек. И если одни довольствовались захватом складов резерва и простым грабежом, то другие, более дальновидные, пытались примерить на себя функции государства: объявляли подконтрольную территорию «Новым Китаем», чертили «временные» границы и облагали данью выжившее население.
«Старый Китай», где сохранялась прежняя власть, состоял из десятка провинций в центре и на побережье. На его стороне были традиции и достаточно сильная армейская группировка. За «оппонентов» играли апатия, страх, голод и рухнувшая в один миг вера в светлое будущее.
Самым опасным противником центра стал генерал Лян Вэньбо, бывший заместитель командующего Северным военным округом, объявивший себя главой Маньчжоу-Дао — «нового китайского государства» в провинциях Хэйлунцзян, Ляонин и Цзилинь. «Вернём империи Хань прежнюю силу и прежнюю территорию! Только мы сможем объединить страну! Только мы выведем наш народ в лидеры нового мира»!' — провозгласил генерал свои «цели» на январском митинге в Муданьцзяне.