Одна душа, много воплощений
Шрифт:
Иногда, как в случае Роберты, родственные отношения остаются теми же. Ее нынешний муж Том также приходился ей мужем и в девятом веке, и он оставил ее. А действительно ли оставил? Чтобы узнать, что произошло с Томом и тот день, я стал размышлять над возможностью отправить его в то же время и место. Почему он оставил ее? Каковой была его жизнь после смерти жены и не родившегося ребенка? Теперь он сопровождал Роберту на все сеансы и ждал ее в холле, пока не закончится сеанс. Однажды, когда сеанс уже подходил к концу, нам удалось побеседовать втроем. Я позвал Тома в кабинет и, хотя было оговорено, что Том не будет моим
На следующей неделе Роберта пришла на очередной сеанс и безо всяких усилий перенеслась в прошлое.
«Париж. Лето. Я молода — мне не больше двадцати пяти — и очень красива. Все что мне хочется — это развлекаться, но я не могу. Со мной живет моя бабушка. Я узнаю ее. Она — Том».
Это было сказано без малейшего удивления. Хотя Роберта видела все происходившее как наяву и со всеми подробностями, на этот раз, в отличие от предыдущей регрессии, она совершенно не испытывала никакого волнения.
«Мои родители умерли, когда я была совсем маленькая, и поэтому меня воспитывала бабушка. Но теперь она стала больна и слаба, и я должна заботиться о ней. Она очень требовательная: сделай то, сделай это… У. нас нет денег, поэтому мне самой приходится делать покупки, убираться дома, готовить, менять и стирать бабушкину вонючую одежду, поскольку бабушка постоянно пачкается.
Это несправедливо! — наконец, произносит она с некоторым пылом. — Я не обязана заниматься этим изо дня в день. У девушки должны быть свои радости в жизни. Я ухожу! — признается она мне доверительно. — Я ухожу к моему другу Алену. Он будет заботиться обо мне и скрасит мою жизнь.
Тут она немного шагнула в будущее: то ли это были события, следующие непосредственно за ее уходом из бабушкиного дома, то ли более поздние события.
«Моя бабушка умерла! Пока я ходила по танцулькам и кабаре, пила и занималась любовью, моя бабушка умирала. Я обнаружила ее тело, когда пришла домой. По всей видимости, она умерла от голода, потому что была как скелет, обтянутый кожей. Это произошло недавно: она еще не начала разлагаться, по крайней мере, запах был от нее не сильнее, чем обычно. Плохие новости. Просто ужасная ситуация. Я жду ребенка, у меня нет денег — ни сантима. Я даже толком не знаю, кто отец. Ален говорит, что даст денег, если ребенок окажется его, но я должна это доказать. Но как я могу это сделать, пока ребенок еще не родился?
В конце концов, все это уже не имело значения. Роберта увидела, как она умирает во время родов и как ее душа витает над телом. Она долго наблюдала, чтобы убедиться, что ребенок жив, кем бы ни был его отец. В пересмотре жизни у нее преобладало чувство вины.
— Я любила бабушку, — призналась она, — не потому что она меня вырастила, но потому что она была хорошим человеком и желала для меня только добра. Но я была молодой эгоисткой. Тогда моя потребность в свободе и любви оказалась для меня превыше заботы о бабушке.
— Видите связь? — сказал я безо всякого намека, но, зная, что эти две регрессии она должна связать между собой.
— Конечно! Я оставила бабушку, потому что тысячу лет назад меня оставил муж. А тогда, в Париже, тем же мужем, что меня бросил, была она, и она же — Том. Это — акт возмездия!
Третья регрессия, которая состоялась спустя неделю, показала нам другую грань той же темы насилия и расставания. В этот раз Роберта была пакистанской девушкой, жившей в маленькой деревянной лачуге около пяти веков назад. Когда ей было одиннадцать лет, у нее умерла мать, и так же как в Париже, все бремя домашних хлопот обрушилось па нее, хотя в этой жизни у нее были отец и брат, которые, вообще говоря, могли бы помогать ей.
— Они бьют меня, — говорила она. — Стоит мне сделать что-то не так, например не постирать вовремя их одежду или не угодить им с обедом, как они начинают на меня орать и замахиваться кулаками.
— Почему вы не ушли от них? — спросил я? — Почему не убежали?
— Мне они был нужны, потому что обеспечивали пищу и кров, — произнесла она с дрожью в голосе. — Хуже того, я боялась, что со мной станет, если я от них уйду.
— А еще были причины?
— Я… Я любила их.
Ее ответ удивил меня.
— Правда? Почему?
— Из-за того, что они ничего не могли поделать с собой. Во-первых, мама их оставила, потому что умерла. Двое остальных детей в семье умерли прежде нее. Это были суровые времена, темные времена. Законов не существовало. Но были те, кто должен был приносить домой пищу, что означало, что каждый день существовала возможность насилия, вероятность того, что их убьют. Болезнь, сразившая мою маму, могла обрушиться на любого из нас. Они были не властны ни над происходящим, ни над природой, ни над людьми, ни над судьбой, — говорила она, качая головой. — Жить мужчине в то время без денег и без надежды — это ужасно.
— Значит, ради них, но не назло им вы решили остаться, — заключил я.
Она не ожидала такого объяснения, но я был уверен, что она согласилась с ним:
— Да.
— А что было дальше?
— Они перестали меня бить. Однажды просто взяли и прекратили. Вскоре мой отец умер, а брат после женитьбы взял меня в свой дом. В конце концов, я нашла мужчину, который полюбил меня, и мы уехали. Он был хорошим человеком, и мы с ним стали нормально жить.
— Вы умерли спокойно?
— Тихо и мирно, — вздохнула она.
Пересматривая все три регрессии, она поняла, что все они, особенно первая, объясняли, почему она так боялась, что Том покинет ее в этой жизни. Но она знала это умом, а не сердцем, и поэтому никак не могла успокоиться.
— Мы с Томом встречаемся завтра, — сказал я. — Может быть, он сможет чем-то помочь.
Том нерешительно вошел в мой кабинет.
— Я делаю это ради Роберты, — сказал он, — чтобы узнать пей, а не о себе.
Чтобы не было искажения фактов, я попросил Роберту ничего не рассказывать Тому о своих воспоминаниях прошлых жизней. Я пообещал ему, что мы пройдем только один сеанс, разумеется, если он не надумает повторить.