Одна маленькая ошибка
Шрифт:
Я уставилась на маму, впервые за всю взрослую жизнь ощутив себя маленькой испуганной девочкой, гадающей, куда звонить, если у родителей крыша поехала.
– Мам, – мягко начала я, – ты же знаешь, что Элоди не в отпуске.
Она тут же вздернула подбородок, как делает каждый раз, когда собирается защищаться, – как в тот раз, когда ее подружка связала нам на Рождество колючие, тошнотно-зеленые свитера, а мы отказались их надевать.
– Вспомни, что творилось у нее в спальне, когда мы пришли… кровь, осколки, – продолжила я. Мама зажмурилась
– Я знаю, что у нее день рождения. – Мама резко открыла глаза. – Это я была в роддоме. Это я мучилась схватками одиннадцать часов. Я знаю, что сегодня ее чертов день рождения. Думаешь, я забыла?
Я напряглась. Тут уж не до деликатности, Эл: я оказалась нос к носу с ядерным реактором, готовым рвануть от малейшей ошибки.
– Следователи стараются ее отыскать, но им нужна твоя помощь. И твоя, и папина. Если вы согласитесь поговорить с журналистами, если мы всем расскажем историю Элоди, то у нас будет куда больше шансов вернуть ее домой.
– «Ее историю», – раздраженно передразнивает мама. – А что у нее за история такая? Кто-нибудь знает?
Я, не удержавшись, вздохнула. Какая же она… невыносимая.
Мама шваркнула чашку на столик, чай плеснул через край, забрызгав твои открытки.
– Нечего мне тут вздыхать, Адалин! – рявкнула мама. – Это тебе не очередное гребаное мероприятие, чтобы ты командовала!
Я ушам своим не поверила. Мама никогда не ругается. Меня так ошарашили ее выражения, что я даже не заметила, когда она успела встать.
– Ты не понимаешь, что это такое. Да и где тебе понять? У тебя нет детей. Ты не мать.
«Ты не мать».
Как у нее язык повернулся?
Не мать. Значит, не важна. Не достойна. Вот что мама имела в виду. А ведь она знает. Прекрасно знает, что у меня была ложная беременность. Она знает, как давно и тщетно мы с Итаном пытаемся завести ребенка. И не верится, что она могла такое сказать.
– Так, мне пора идти. – Я встала.
Мама не стала меня удерживать. И я уехала как можно скорее.
Чтобы отвлечься от боли и гнева, кипящих внутри, я затеяла уборку, врубив на полную громкость первый альбом Бритни Спирс, потому что невозможно грустить под подростковую попсу.
Итан в тот день снова задержался на работе и приехал чуть ли не в девять вечера. Меня поражает его умение стаскивать пиджак и ботинки, ни на секунду не отвлекаясь от телефона. А еще меня поражает, как он умудряется пропускать все мои сообщения, если постоянно смотрит на экран.
– Ужин остыл, так что я его в духовку поставила. Снова.
– Спасибо, дорогая, – откликнулся Итан, не обратив внимания на мой тон.
Я села за стол, глядя, как муж доедает ужин, давно потерявший всякий вкус. Мы не разговаривали – Итан
Наконец Итан поднял голову:
– У тебя овуляция наступила?
Я так увлеклась воспоминаниями, что не сразу поняла, о чем он спрашивает.
– Понятия не имею.
– Мой календарь утверждает, что у тебя должна быть овуляция. Ты проверяла?
– Нет, – озадаченно ответила я.
– А почему? – Он раздраженно нахмурился. – Уж ты-то должна за этим следить в первую очередь, Ада. Доктор же говорила.
– Я помню, о чем она говорила, но у меня сейчас есть проблемы поважнее, чем цервикальная слизь, – огрызнулась я. – Из головы вылетело.
Сразу после твоей пропажи Итан стал очень заботливым – отменял встречи, брал отгулы. Я не настолько легкомысленная и понимаю, что его работа очень важна, что именно она помогает нам сохранить над головами роскошную крышу с солнечными панелями, и я знала, что мужу в конце концов придется вернуться к привычному графику. Но я надеялась, что перерыв продлится чуть дольше. После того как Итан не приехал запускать фонарики, у нас состоялся весьма напряженный разговор, и он сказал мне тогда: «Мир не рухнул, Ада. Элоди не вернется домой только потому, что мы запустили в небо несколько дешевых фонариков и забыли о себе».
Я никому не жаловалось: ни маме, ни даже Руби, ни друзьям. Потому что я хочу, чтобы все любили Итана, чтобы наша пара всем нравилась, а значит, нужно говорить о муже только хорошее. Он, конечно, извинился потом за фразу про фонарики, но все равно продолжал напирать на то, что нужно жить по-прежнему. «Порядок должен быть, – сказал он тогда. – Стабильность».
Теперь же, отложив телефон, Итан вздохнул:
– Я понимаю, что сейчас у тебя есть заботы поважнее, но это тоже важный вопрос, к тому же не терпящий отлагательств.
Это он на мой возраст намекал. На мои яйцеклетки. На мои вянущие, полудохлые яйцеклетки. Мне уже тридцать три, и если я хочу благополучно выносить и родить здорового ребенка, то Итан прав: часики тикают.
Я уже полгода не заглядывала в календарь месячных на телефоне, отключив автоматические уведомления. Они меня всегда раздражали – такое ощущение, будто тебе из влагалища пишут, мол, пора поместить туда пенис.
– В общем, я не проверяла, так что не знаю. С завтрашнего дня начну.