Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Андерсен Ларисса Николаевна

СПУТНИК

В молчании снежном дорогой лесной Кто-то идет за мной. Я слышу дыханье и шелест в тиши, Невидимых крыльев пушистый полет, То веточка хрустнет, то звякнет лед, Но обернусь — ни души. Лишь ели стоят в серебре и парче Так строго — свеча к свече. А кончится лес — и в сиянии дня Мой спутник растает, покинет меня. Над белой равниной — прозрачен, далек — Он улетит на восток. И я возвращаюсь в насупленный дом. — Так поздно. Когда ж обед? — Готовлю. Тепло и привычно кругом, Но спутника больше нет.

ИДИОТ

…Кричи – не кричи… Мария Визи

Так

пусто, темно и скверно. Такая глухая ночь! Сам Бог не может, наверно, Такому миру помочь. В стихах у Марии Визи — «…кричи — не кричи…» — так вот, Над лестницей, на карнизе Повесился идиот. Он вырвался из барака, Метался, и выл, и звал… К нему ласкалась собака, Но сторож ее прогнал. Увидел один прохожий, Сказал: — Пусть поможет Бог! — Но ты, Всемогущий Боже, Как видно, помочь не смог. А как же понять иначе? Ведь сам он не виноват?! Зачат был во зле и плаче, И выброшен в Жизнь, как в ад. Иль, может быть, ты доверил Нам, людям, свои дела? А мы закрываем двери, Себя оградив от зла. Кричи — не кричи: не слышим, Совсем не до криков нам: Мы «по веленью свыше» Тебе воздвигаем Храм. Пусть испускают крики, Пусть топчутся у ворот… Мы славим Тебя, Великий, И ждем для себя щедрот.

ТОТ ЧЕЛОВЕК

Опять я проснулась так рано И встала не с той ноги! Нет, я не больна, но странно — Все кажется мне другим. И ветер шумит иначе, И тополь стучится в дверь, И кто-то в камине плачет, Скулит и рычит, как зверь… Нет, нам выходить не надо! Давай запремся на ключ. Смотри, как мечется стадо Напуганных ветром туч! Толкаются, как бараны, А маленький — вон! — отстал… А тень на холме — как странно — Похожа на тень креста… Но это мои тревоги, И ночи почти без сна, А засну — все дороги, дороги… И я средь толпы одна. В давке вокзальных агоний Никак не пробраться мне! А маму зажали в вагоне, Истошно кричит в окне. Когда это было? Не знаю. Давно. Спасена. Повезло. Так пусть эта память больная Простит безучастное зло! Как только рванулись вагоны — Меня, да с кульком заодно, Бегом, сквозь толпу, сквозь законы, Солдат сунул маме в окно. Уж мама, как звать, не спросила, Назвав просто — «Тот Человек», Молилась, чтоб светлая сила Спасла его в страшный век. Какой он был — белый иль красный, Она не пыталась узнать: Единственный НЕБЕЗУЧАСТНЫЙ, Он понял чужую мать.

НОЧЬ

Днем не страшно. Днем — светло. Все как было: жизнь идет. Есть ли в ней добро и зло Или нет добра и зла — Тот же ритм и тот же ход. Скрип колес и плеск весла, Тяжкий шум грузовика, Мир не умер, не исчез: Та же ласка ветерка, Так же сини небеса, Хоть лишенные чудес… Нет лишь веры в чудеса. Вот… А ночью жизнь не та. Ночью стало страшно спать: Тишина, и темнота, И часов тревожный стук, И подушка, и кровать Стали недругами вдруг. Пусто, тихо и темно… Вы зажжете жалкий свет, Вы раскроете окно И стоите у окна. И молчите. И в ответ — Вам такая тишина… И над всем такая ночь! Еле видны, далеки, И бессильны вам помочь, И рассеять темноту, Дрогнут звезды. У реки, На ветру, меж двух дорог, Пригвожденный ко кресту, Обнажен и одинок, Тщетно смотрит в небеса, Тщетно молится за нас, За поля, луга, леса, Умирая каждый час, Наш забытый детский Бог.

МИСТРАЛЬ

Тихо, темно и тепло на печке… Сладко прижавшись, мурлыкает кошка, А за стеной, за белым окошком Вьюга гуляет и воет в ночи. Там, за стеной, — занесенное поле, Речка за полем, за речкою — лес… Волки в лесу. И немало чудес: Ведьмы

и черти там рыщут на воле. Так хорошо… Хорошо нам на печке, Правда ведь, кошка, не страшно вдвоем? Мы тут прижались, а там, за окном, Черт на коньках разъезжает по речке… Только вернутся ли наши домой? Нет, не вернутся, поди, до рассвета… Что это было? И было ли это? Где и когда приключилось со мной? Память ли это какого-то предка С русской кровинкой осталась во мне? Часто я вижу все это во сне И наяву вспоминаю нередко… И просыпаться томительно жаль, И вспоминать… А на самом-то деле Вместо избы, и печи, и метели Дует какой-то марсельский мистраль.

«Где-то там, на этом свете…»

Где-то там, на этом свете, Ты живешь не для меня. И растут не наши дети У не нашего огня. Но неведомая сила Не развязывает нас. Я тебя не отпустила — Ни навеки, ни на час. Лишь уснешь — тебе приснится Темный сад и звездный пруд… И опять мои ресницы Осенят и уведут. Ускользнет среди растений Зашуршавшая ладья — В тишину, где дышат тени, В глубину, где ты и я.

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

Сумерки тают, как привиденье, Смутно белеет во мгле луна, Вот и вернусь со своею тенью — В снежной степи не совсем одна. Лижут сугробы гладкие лыжи, Легкие лыжи щекочут снег… Холм пробежать — и поселок ближе, Дом — в ожиданье, в снегу, во сне. Воздух томит предвесенней лаской, Грустно, и радостно, и хмельно… Кончится печка, щели с замазкой, Выглянет, жмурясь, герань в окно. В небе решат, в потеплевшем небе, Кто же приедет ко мне весной. Если б… того пчеловода мне бы, Что танцевал на балу со мной! Он небогат, некрасив, неярок, Много не скажет, да все поймет, Только всего привезет в подарок, Что прошлогодний янтарный мед. Вот и прилипну к нему, как пчелка, К меду и к сердцу, любя, прильну… Он ведь спросил: «Ну, когда помолвка, Хочешь, мы встретим вдвоем весну?» Резвые лыжи снуют, играя, Ластится мартовский талый снег, Небо как степь — ни конца, ни края — Дышит и думает о весне.

«Расцвели белоснежные сливы!..»

Расцвели белоснежные сливы! Может быть, в благодарность весне Я сегодня проснулась счастливой, Но не помню, что было во сне. Что такое могло мне присниться?.. То ли ангел запел в тишине, То ли звезд голубые ресницы Прикоснулись незримо ко мне. А ведь все остается как было: Та же боль безвозвратных потерь И топтанье по краю могилы, За которой — закрытая дверь. Отчего, от кого это счастье? И кому я поверила вдруг? Или я получила причастье Из невидимых любящих рук?

СЧАСТЬЕ

Росистым звонким утром, на заре, На розовом лугу, покуда в доме спали, Гнедко и я в безудержной игре Встречали жизнь без страха и печали. Перчинка страха все-таки была (Но без нее у счастья вкуса мало), В рубашке, босиком и без седла, Вцепившись в гриву, я едва дышала. По кочкам, по ухабам что есть сил Гнедко берег меня. И Бог берег обоих… А вот недавно ты меня спросил, Когда была довольна я судьбою? Вот вспомнилось: я прыгаю в окно, Сверкает луг, какой-то птицы пенье, И радостного ржанья нетерпенье… То было счастье! И полным-полно! Но благодарны были мы едва ли, Гнедко и я, — о счастье мы не знали.

«Мы оба — бунтари ночами…»

Мы оба — бунтари ночами, И я, и ветер за стеной. Но ночи строгими очами, Как сторожа, следят за мной. Вершат обход свой непреложный, Листвой под окнами шуршат, И замедляют шаг тревожно, И замирают, не дыша… И отступают, и бледнеют, И исчезают на глазах… И только ветер, ветер веет В опустошенных небесах. В них нет чудес. И нет участья. И встанет новый день во зле. Но — жить! Но быть какой-то частью Тут, на затоптанной земле! Я встану. И лицо умою, Чтоб встретить утро как всегда, И посмеется надо мною Извечно юная вода.