Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Андерсен Ларисса Николаевна

На снегом вытканной парче – Улыбка солнца золотого, Из всех запутанных речей Я выберу одно лишь слово. Одну лишь золотую нить Из шелка спутанного пряжи – И буду ей сегодня жить, А может быть, – и завтра даже… И не боюсь ничуть теперь Заботы, времени и жизни, Смогу с улыбкою стерпеть Упреки, брань и укоризны…

«НОВИНА»

Посвящается Валерию Янковскому

Понастроили люди городов, Смотрят — Радуются… Ест дым слепые глаза кротов. Ничего, Терпят… Даже, бывает, в Радоницу Хвастанет иной перед предками: Вот Мы, Ваши

потомки, как! А вечером, мерцая сигаретками, Течет разомлевших голов река. Отдыхают. Уютные дансинги. Синема. Пикничок с криком… Спросишь: — Как живем? — Так себе… Ниче… Вы как? — И везде так, и все так. А иные, непонятные, мечутся. Глаза лезут на лоб — ищут: живую беседу, живого человека. Человечицу. И вот вижу: напролом, наперерез. Как реке — запруда. Как смерти — воскрес! Живая, Настоящая, Человечья. У пенящейся, искристой речки, У горы зеленого исполина — «Новина»!

ПАДАЕТ СНЕГ

В синих конвертах с помеченным адресом Солнечной, яркой, далекой земли — Грусть о потерянном, память о радостном — Письма твои. Детский роман наш, забавный и маленький, Памятью сдан промелькнувшей весне. Влезли деревья в пушистые валенки — Дрогнут во сне. Греют друг дружку, нахохлившись, рядом Сидя на белом плетне, воробьи, Снежные хлопья ложатся на гряды — Чтоб все обновить. Тихо баюкаю душу недужную… Сонное солнце грустит о весне, В окнах оснеженных — утро жемчужное. Падает снег…

«Я замолчала потому…»

Я замолчала потому, Что о себе твердить устала. Кому же я нужна, кому? Вот почему я замолчала. Живи. Люби. А что любить? Успех? Дома? Толпу Шанхая? И яростно писать на «бис» Стихи о яблонях и мае? Родные яблони мои, Я вовсе вас не разлюбила, Но накипает и томит Иная боль, иная сила. Я оставляю дневникам Шестнадцать лет, мечты о принце: Когда мечтать о принцах нам — Здесь, во взбесившемся зверинце? В театрах, клубах, кабаках Для всевозможных иностранцев Пляшу. Не то чтоб гопака, Так — «экзотические танцы». Кого любить? За что любить? За эти глупые улыбки? За приговор: вы вправе жить, Пока вы веселы и гибки? И я живу. Который год. Сбегу. Вернусь. И все сначала… Кому нужны стихи? И вот, Вот почему я замолчала. И в этой пестрой пустоте Где все — карман, где все — утроба, В закостенелой суете. Где все спешат и смотрят в оба, Где что урвать, кого б столкнуть, Но только не остановиться… Мерещится мне новый путь, Иные чудятся мне лица. С сердцебиеньем первых грез, С тоской последнего бессилья Все чаще задаю вопрос, Все чаще думаю: Россия.

ЧУЖИЕ МОРЯ

ПАРОХОД

Который-то день, утонувший в тумане. Который-то вовсе утерянный час. И сами мы где-то… в большом океане. И волны несут и баюкают нас. И все хорошо, словно не было горя, И даже не страшно, что будет потом. Наш дом — пароход. Наша улица — море, И плещется лунная ночь за бортом. И шепчет… И сердце в уюте каюты Уснуло, свернувшись клубочком, как кот… Не надо Манилы, не надо Калькутты, Пусть наш пароход все плывет и плывет… Не надо земли — только б море да море! Не надо базаров, и войн, и газет! Лишь море — и в этом туманном просторе Лишь этот чудесный магический свет.

КОЛДОВСТВО

Я не знаю, отчего я не спала, Ночь мерцала, и звенела, и текла… Или это розовый закат Над прозрачною лагуной виноват? Или это месяц остророгий, Что скользнул серебряной пирогой, Натворил каких-то ловких дел И меня тихонечко задел? Мне казалось, что я вовсе не одна… Тупапау [22] , что ли, рыскал у окна? Шелестели пальмы в тишине — Мне казалось, совещались обо мне. И прибой мне не давал покоя: Колдовал, нашептывал такое, Словно я должна идти, идти, идти, По

воде, по лунному пути… Чей-то зов ко мне в ночи проник, Чей-то взор пробрался в мой тайник, Я лежала, словно в доме из стекла, Ночь мерцала, и звенела, и текла…

22

Тупапау – привидение (полинез.).

МОАНА [23] И Я

Вот и дождь! — нерешительно топчутся капли по крыше. Хорошо мне дышать, приобщаясь к дыханью земли! За дощатой стеной несговорчивый ветер бунтует И, покорно клонясь, терпеливо вздыхает сосна. Вдалеке, под откосом, волнуются гибкие пальмы, Обнимаясь, ропща и роняя кокосы на пляж, А за пляжем — лагуна. А дальше, в туманном просторе, Неуемно и гневно кипит и гудит океан. Бесприютные тучи снуют и — бездумно, бездомно, Отягченные влагой, сникают в бреду и в тоске. И промокшие звезды мигают в прорывах и гаснут, И тяжелые, зыбкие недра вздымают валы… Там — ни зла, ни добра, только плещущий хаос творенья, Непреложный, настойчивый, яростный пульс бытия. Но, разбившись о риф, проливаясь в ладони лагуны, Успокоено гладя затихшей водою песок, Вздох соленых глубин исторгает великий Моана И приносит на землю свою первозданную дань. Вот сюда, на случайный потерянный остров, где ветер Хлопотливо ерошит загривки напуганных пальм, Треплет плети лиан, и швыряет цветы по откосу, И внезапно, сердито — кидается на гору к нам, Где сосна так пушисто шумит, так послушно кивает, Где за тонкой стеной я вдыхаю дыханье всего… Где мне так хорошо…

23

Моана – океан (полинез).

РАКУШКА

Послала ракушку с Таити — С приветом от океана. А он там своим: — Смотрите, Подарок довольно странный. — Повертел, повертел и на полку: – Еще одна безделушка… — И будет лежать без толку Моя родная ракушка. Та самая, что шумела На ухо, вздоха тише, Но, если слушать умело, — Весь океан услышишь. И запоют, как струны, Созвучья морского хора: И «голос рифа» с лагуны, И ветер, полный простора. Послушай, в подводных скалах, Где спит голубая мгла, Прильнувши к ветке коралла, Ракушка тихо росла, И нежно вода ласкала, Баюкала и качала Ракушку… Вдруг — плеск весла! Смятенье… Вода запестрела, Испуганных рыбок стрелы… Тревога… И хищною тенью зла Скользнула моя пирога. И вот — беспощадные руки, А после — немые муки Малютки моллюска на суше. Я грех приняла на душу, Чтобы ты слушал… Слушай!

БЕССОННИЦА

Непрочен счастья панцирь тонкий… Бунтарь, бродяга и бандит — Весенний ветер, всадник звонкий, Мне снова сердце бередит. И ни молитвой, ни слезами, Ни этой каменной стеной… А ночи строгими глазами, Как сторожа, следят за мной. Вершат обход свой непреложный, Листвой под окнами шурша, И замедляют шаг тревожно, И замирают, не дыша… И отступают, и бледнеют… И исчезают на глазах. И только ветер, ветер веет В опустошенных небесах. Там нет чудес и нет участья… И встанет новый день во зле… Но жить, но быть какой-то частью Тут, на затоптанной земле!.. Я поднимусь, лицо умою, Чтоб встретить утро, как всегда… И посмеется надо мною Извечно юная вода.

ПРОЩАНИЕ С ТАИТИ

Дыханье на миг затаить… — и В эту лазурную воду, В эту ажурную пену Бросить, прощаясь, цветы — Тогда я вернусь на Таити! Их надо бросать с парохода, Надо бросать непременно В самом начале лагуны, Где сумасбродят буруны — У пенистой, белой черты. Тогда я вернусь на Таити! Смотри, чаровница — вода, Вы — истомленные пляжи, Где струи рокочут, как струны, Вы — колдовские высоты, Черных камней чехарда, Подземных горячек миражи — Тайно бурлящая страсть, Камни, хранящие власть Магических темных наитий! Я ритуал исполняю, Слезы с цветами роняю. Верните меня на Таити!