Одного поля ягоды
Шрифт:
— Я приехала в Лондон, чтобы исправить одно большое упущение, — продолжала миссис Риддл, и её взгляд снова упал на Тома, словно она пыталась поглотить его своими глазами. — Мой сын Том — он носит твоё имя — в юношеском порыве посватался к дочери деревенского бродяги и женился на ней около двадцати лет назад. Они с девушкой переехали в Лондон, живя в распутстве, пока у него не кончились банкноты, которые он взял с собой. Тогда, опомнившись, он бросил её — твою мать — и вернулся в Йоркшир.
Миссис Риддл подняла свою руку, предвосхищая Тома, когда его рот открылся для замечания:
— Я не оправдываю
— Я не поеду, — перебил её Том.
Холодная тишина опустилась на парадную гостиную Грейнджеров.
— Том, — пробормотала Гермиона, подпихивая Тома острым углом локтя. — Она твоя семья!
— Мне она не нужна, — сказал Том, поднимая глаза, чтобы встретиться со взглядом миссис Риддл. — Я прожил без неё всю жизнь, не вижу, зачем она бы мне теперь понадобилась.
Глаза миссис Риддл были голубыми, и в них Том почувствовал, прежде всего, горькую вспышку с трудом подавляемого унижения, затем весомое и ощутимое напряжение, вызванное ограничениями её нынешней ситуации, публичным скандалом, который она надеялась утихомирить, но надежды её развеялись, и теперь все представленные ей варианты были однозначно непривлекательны, и всё же она знала, что у неё нет выбора, кроме как принять один из них.
Череда размытых изображений предстала перед ним: письмо утренней почты, чёрно-белая фотография, упавшая на стол за завтраком, затем вспышка страха при виде стремительно летящей посуды, стекло и фарфор в мгновение ока пересекают комнату и осколками сверкают на турецком ковре, горячий чай и пшённая каша впитываются в половицы. Ссоры, горькие и ранящие, захлопывающиеся двери. Ссоры, острые и надменные, брошенные телефонные трубки. Ссоры, недовольство и досада, бумажки и банкноты, переходящие из рук в руки.
— Семья не предприятие нужды или желания, — сказала миссис Риддл. — Ты просто имеешь одну, вот и всё.
— Тогда я хочу разыметь её, — холодным голосом ответил Том, подняв подбородок для борьбы. — Если от ребёнка можно отказаться, то можно и от родителя. Через полтора года мне будет восемнадцать — едва ли я ребёнок. Если Вам хочется ребёнка, Вы могли бы подобрать одного в приюте Вула. В этом месте полно сирот, которые будут гораздо благодарнее семье, чем я.
— Воистину, любой сирота должен быть благодарен, — сказала миссис Риддл, — но ты не сирота, Том.
«Но мог бы быть, — подумал Том. — Это было бы так просто: они всего лишь маглы».
— Нет, — продолжала она, пока её чай остывал неотпитым в её чашке, — ты бенефициар поместья моего мужа. Тысяча гектаров{?}[10 кв. км] и усадьба — однажды они все
— Мне и так есть где остановиться, — сказал Том. — Я снял комнату на Чаринг-Кросс. Она даже оплачена до конца лета.
— Прежде чем ты уедешь в благотворительную школу профессора Дамбертона, я правильно понимаю? — шмыгнула миссис Риддл. — Я слышала, что ты преуспеваешь в учёбе. Надеюсь, он достойно готовит тебя к Оксфорду или Кембриджу к твоему окончанию.
Том отодвинул от себя чай с тортом, у него пропал аппетит:
— Извините меня.
Он встал с дивана и вышел из комнаты, взяв знакомый маршрут вглубь по коридору ко входу в подвал Грейнджеров.
Дверь распахнулась взмахом запястья, и его ноги гулко топали вниз по лестнице, его палочка взлетала вверх, зажигая лампы на стенах и освещая пустое пространство магическим огнём, который начинался с голубовато-белого от простого заклинания призыва до тёплого жёлтого окраса, использованного в коридорах Хогвартса, а затем к прожигающему взгляд красному.
По стенам и под ногами Тома колыхались чёрные тени. Его кожа приобрела красный оттенок, бледное дерево палочки окрасилось в красный цвет в его красных руках. Он представил себе, что так, должно быть, выглядел боггарт изнутри горящего шкафа — что увидели козы Старины Аба, Лорел и Кёрли, когда сосуды их глаз лопнули под палочкой Тома, — что увидело сложное зрение паука, когда Том пролистал список Непростительных проклятий и нашёл то, сила которого проявилась в алой струе света.
В книге было сказано, что те проклятья были одними из самых сложных для заклинаний, и руководство авроров не предоставляло чётких инструкций или схем движения палочкой. Было описано лишь намерение, и этого было достаточно для Тома, который обнаружил, что оказалось до смешного просто сфокусировать свой ум на правильных эмоциях, представив правильные образы. Намерение и сила воли: у него было достаточно и того, и другого, достаточно, чтобы кончик его палочки засиял красным светом ещё до того, как он произнесёт хотя бы слог заклинания.
— Том! — закричала Гермиона с верха лестницы.
Она закрыла за собой дверь и, держа палочку наготове, покачивая белым кончиком среди красных и чёрных теней, спустилась вниз и направилась к нему.
— Том, — сказала она, опуская руку, свечение палочки потускнело, но не затухло.
Том сделал глубокий вдох и повернулся с сильно нахмуренным лицом:
— Кем себя вообразила эта старая перечница?
— Она твоя бабушка, — сказала Гермиона. — Твоя семья.
— Я не хочу её.
— Это не меняет фактов.
— Мы волшебники — факты могут быть, какими мы захотим! Заманим её сюда, изменим воспоминания и отправим обратно. Она никогда не узнает, что произошло, она всего лишь магл…
— Я буду знать правду! И моя мама.
— Но ты будешь молчать, и твоя мать тоже, иначе я, я…
— Заткнись, Том! — кричала Гермиона. — Акцио, палочка!
Палочка Тома прилетела в её руку, и Гермиона держала и её, и свою палочку у груди, её глаза были влажными и блестели красным светом мерцающих ламп.