Одного поля ягоды
Шрифт:
Том принимал эти подарки с выражением покорности на лице, и, хотя он не спорил о высокомерной оценке его бабушки о его «положении», было очевидно, что он не ценил ни её вкуса к подаркам, ни её баловства. За все дни рождения и рождественские дни, которые они разделили, Гермиона знала, что Том предпочитал книги и магические приспособления всему, что можно было купить в магловском мире. Она заметила, что он всё ещё пользовался её коробкой, которую она подарила ему на Рождество второго года с чарами вечного стазиса.
— Твоей маме нравится Роджер Тиндалл, — сказал Том, плюхаясь на свою кровать и разбрасывая аккуратно сложенные подушки.
—
— А тебе он нравится? — спросил Том, его тону странно не хватало какой-либо интонации.
Гермиона пожала плечами:
— У меня нет причин, чтобы он мне не нравился.
— Но он магл.
— И какое это отношение имеет к чему-либо?
— Он не один из нас, — настаивал Том. — Мы прогибаем Статут, когда братаемся с посторонними. В Америке категорически запрещают несемейные взаимодействия — и даже тогда, знаешь, это крайне не рекомендуется.
Гермиона несогласно фыркнула:
— Не я вытаскиваю свою палочку во время утреннего чая, как некоторые, чьё имя я так удобно подзабыла. И в любом случае, если ты собираешься цитировать мне правила, то тогда ты должен знать, что они позволяют исключения.
— Да, я знаю, — нетерпеливо сказал Том, мрачно хмурясь в её сторону. — Но ты не выйдешь за него замуж.
— Кто сказал?
— Я!
Гермиона бросила в него подушкой, которую он отразил невербальным Щитовым заклинанием и отправил её обратно в неё взмахом палочки:
— Это снова то же самое, как твоя идея о лицензировании деторождения? «Никому, кто не может перемножить четырёхзначные числа, не стоит подаваться», и так далее. Я сказала тебе тогда, что ты не можешь ходить и раздавать такие «жизненные советы». Не то чтобы тебя вообще слушать станут.
— Они уже слушают мои «жизненные советы», — проворчал Том себе под нос. После нескольких секунд тишины он подпёр подбородок ладонью и спросил, — Ты уже думала о замужестве?
— Чуть-чуть, — сказала Гермиона. — Немного. Я не знаю — сейчас это кажется таким далёким будущим. Я сначала сосредоточусь на окончании школы, потому что замужество — это лишь возможность, а экзамены случатся несомненно, — она вздохнула и указала палочкой на заглушающую ширму между их кроватями. — Я устала и иду спать. Если у тебя есть ещё вопросы, задай их утром.
Ширма сама раскрылась и растянулась по полу, отделяя зону Гермионы от Тома. Свет на её стороне потускнел и погас.
Когда она повернулась, она заметила лёгкое свечение вокруг краёв ширмы, где Том ещё держал свет включённым, но когда она накрыла голову одеялом, полная темнота охватила её.
Первого сентября Гермиона встретила Тома на платформе 9 3/4 . Он уже был одет в форму, его галстук был завязан идеальным узлом, а значок старосты прикреплён к лацкану, потому что он прибыл по каминной сети из общественного камина в «Дырявом котле». Что поразило Гермиону, как утончённо он выглядел по сравнению с оравой спешащих родителей за своими полуодетыми детьми, на которых были магловские
Том всегда заботился о своей внешности, это не было необычным. Но сегодня его наряд выглядел безупречным до такой степени, что толпа оставляла небольшое пространство вокруг него, а не толкала его, как других случайных наблюдателей. Было что-то в его неопределённой самоуверенной властности, в его хорошо скроенной форме, как в витринах Косого переулка, или в том, как его глаза просматривали толпы волшебников, ведьм, домашних животных в клетках, свободно бегающих домашних животных без клеток и парящий в воздухе штабель багажа — его внимание было обращено на нечто, выходящее за рамки понимания обычного человека.
«Или что-то в этом духе, — подумала Гермиона. — Тому всегда нравилось прикладывать усилия для идеального первого впечатления».
— Том! — крикнула Гермиона, и его голова дёрнулась, чтобы посмотреть на неё.
Она протолкнула локтями путь к нему, таща за собой сундук, и обхватила его руками в увлечённое объятие.
Казалось, что объятия Тома тоже изменились с того, что она помнила за прошлые годы, и ей от этого было немного грустно: сегодня всё так отличалось от того, когда она прибыла в первый раз на станцию с родителями, крепко сжимая в руках билет на поезд, оглядываясь в поисках Тома, не находя его нигде на платформе, и понимая, что ей придётся ехать на поезде в Хогвартс в одиночку.
В то время как Том был худым, практически костлявым, в первый год, сейчас он поправился за годы лучшего питания, чем предоставлял приют, — хотя он всё ещё оставался стройным с острыми, угловатыми чертами, и они никуда не уйдут с возрастом. Теперь, когда она его обнимала, она не могла различить каждое ребро по отдельности: он носил форменную мантию поверх джемпера, поверх рубашки, но под всей этой тканью она всё равно могла чувствовать жёсткий слой плоти, на что она раньше никогда не обращала внимания, но теперь не могла перестать об этом думать. Лёгкая робость закралась в её мысли, и она бы заставила её отойти от Тома, если бы он не обнимал её в ответ, не торопясь отпускать её. Ещё одно изменение постоянно растущего списка.
Том, должно быть, почувствовал изменение в её настроении, потому что посмотрел вниз, и маленькая складка образовалась между его бровей:
— Что-то не так?
— Мне просто… — заикалась Гермиона, — просто немного грустно. У нас остался всего один «первый день в школе», пока мы навсегда не покинем Хогвартс. Всё прошло так быстро, что иногда кажется нереальным, — она шмыгнула. — Просто немного меланхолии, я забуду о ней, когда мы найдём купе.
Она уж точно не собиралась говорить ему, что думала об их объятиях и его недавней привычке в них включаться. Со дня Благотворительного вечера ветеранов он больше не стоял на месте и не позволял ей, так сказать, «делать всю работу». Как будто акт объятий пересёк какую-то внутреннюю черту между смирением и удовольствием, и он решил, что это не было неприятно — ему на это потребовались годы, — и теперь он свободно отвечал на её физические проявления привязанности. Это было странно, поначалу ошеломляюще, но мило, и, несмотря на то, что Том не был мягким человеком ни по форме, ни по поведению, она могла признать, что ей это тоже нравилось.