Одного поля ягоды
Шрифт:
Гермиона не могла остановиться, издав короткий смешок:
— Ты не одобряешь? Я просто доставила тебя в больницу после непонятно чего, что ты с собой сделал!
— Конечно, нет, — жарко сказал Том, — не вдаваясь в подробности, как он заработал себе посещение больницы, — затем он сморщился и постарался скрыть это резким тоном. — Ему нельзя доверять. Даже на первом курсе он и пальцем не шевелил ради кого-то, если только не видел в этом пользу для себя. Ты видела его сейчас, как ему не терпелось назначить цену жизни.
— И ты переживаешь, что он постарается тебя увечить? — спросила Гермиона.
—
Гермиона фыркнула.
— …Да-да, хихикай, — Том закатил глаза. — Но я думаю, ты должна быть осторожной с ним. Он не любит людей «нашего сорта», и ты знаешь это. Он лишь терпит тебя, потому что считает полезной для какого-то своего подлого маленького плана, который задумал.
Гермиона вздохнула, выпрямилась и залезла в карман за палочкой Тома, с которой хлопьями осыпалась высушенная кровь, и бросила ему на колени. Она достала собственную палочку и указала ею на простыни, призвав струю воды, чтобы замочить кровь, прежде чем вызвать очищающее заклинание. Она не была уверена, что ей удастся вывести все пятна, но она надеялась, что горничные, которые придут менять простыни, решат, что это её собственная кровь, и не станут поднимать шума, лишь посочувствуют их общим женским трудностям.
Не говоря ни слова, Том присоединился к ней, произнося очищающие заклинания, хотя остриё его палочки то опускалось, то взмахивало, и она видела, как впадают его щеки, когда он сосредоточенно кусал собственную плоть.
— Разве ты не думал обо мне так же? — сказала Гермиона. — А может, и сейчас так думаешь.
— Я не думаю о тебе как о каком-то «сорте». Ни как об инструменте, полезном, но заменимом, — сказал Том. — И уж тем более не как об одной из «наших несчастных меньших», — добавил он более высоким голосом с изменёнными гласными, чтобы соответствовать особенной манере речи миссис Риддл.
Неподходящее для леди фырканье вырвалось из неё, и именно тогда напряжение между ними растворилось, пока кровать не стала как можно более чистой. Оставив её так, Гермиона взяла шкатулку с зельями и начала катить Тома обратно в его комнату, осматриваясь по сторонам коридора, пока не добралась и не закрыла за собой дверь.
Внутри сундука лежал плотно свёрнутый свиток и находилось несколько рядов стеклянных флаконов, закупоренных сургучными пробками, установленных в аккуратные квадратные ниши. Соскоблив печать, обнаружился стандартный набор аптекарских инструкций: «Принимать с одним стаканом воды. Для достижения наилучших результатов обеспечить достаточное питьё и отдых. Может содержать экстракт гингко. При аллергии на какой-либо ингредиент или при появлении необычных побочных эффектов, вплоть до газообразования, светящихся выделений или провидческих снов, проконсультируйтесь с целителем».
На уроках зельеварения основное внимание уделялось варке, но профессор Слагхорн рассказывал и о применении различных зелий — хотя, как она полагала, это было сделано не столько для того, чтобы подготовить их к будущим экстренным медицинским ситуациям, сколько для того, чтобы предостеречь учеников от нездорового чрезмерного потребления зелья широких глаз в качестве помощи в учёбе или зелья памяти перед экзаменом, что считалось списыванием и при обнаружении приводило к нулевой отметке. Или отговаривать тех, кто задумывался
Она наполнила стакан наколдованной водой, откупорила первое зелье и передала Тому, сурово наблюдая за тем, как он выпил зелье и у него случился рвотный позыв от вкуса. Большинство зелий были отвратительными, как она выяснила, но не стоило ожидать другого, когда список ингредиентов включает в себя сушёных мокриц и крылья навозного жука. Когда он осушил пузырёк, его веки начали опускаться и морщина между бровями исчезала по мере отступления боли.
Гермиона помогла ему лечь в кровать, заметив, что на его простынях не было следов крови, никаких подозрительных колдовских книг и грязных котлов не валялось вокруг, что могло бы подсказать ей, как он себя увечил. Всё, казалось, было на своих местах, опрятным по его привычке. Единственным признаком использования комнаты были бумаги на рабочем столе, где Том делал домашнюю работу, заданную на каникулы.
Она стянула покрывало и наклонилась, чтобы взбить подушку, когда Том схватил её за запястье, поглаживая её точку пульса, как она делала это с ним несколько минут назад.
— Не уходи, — сказал Том, его голос был мягким, а выражение лица в некотором роде… Беззащитным.
— Том, — сказала она, пытаясь вырвать запястье. Он не отпускал. — Я буду всего лишь через коридор…
— Останься со мной. Пожалуйста.
Она посмотрела на его лицо и не нашла ничего, кроме откровенной и открытой искренности. Никакого двуличия, ни намёка на коварство.
— Я-я могу остаться, пока ты не уснёшь, — заикалась она.
— Останься до утра, — сказал Том, сдвигаясь в сторону и похлопывая по свободному месту рядом с ним.
— Уже утро!
— И ещё мой день рождения, — сказал Том. — Ты не можешь противостоять силе желания в день рождения.
— Хм-пф, — проворчала Гермиона, она попыталась и не смогла придумать убедительный контраргумент. Она расстегнула пальто, бросила его на столбик кровати и скинула ботинки, затем забралась в постель и позволила Тому натянуть на неё одеяло.
Его пальцы — он так и не отпустил её — водили по её запястью, по линии сухожилия вверх и вниз, и странное, успокаивающее чувство заставило её зевнуть. Она поняла, как мало спала за этот вечер. До этого момента она лишь мысленно нервничала, наворачивая круги в приёмной Св. Мунго, часами ходя взад-вперёд между дежурным и Ноттом, у них обоих не было никаких слов поддержки для неё, и всё свелось к тому, что они перестали обращать на неё внимание и перевели его на более продуктивные занятия в виде кроссвордов и дрёмы.
Она почувствовала, что засыпает, когда Том прижался поближе, так близко, что она могла чувствовать его дыхание на своей щеке.
— Я действительно имел в виду то, что сказал, знаешь ли.
— Хм-м? — ответ Гермионы был вялым и далеко не красноречивым.
— Я никогда не видел большой пользы в браке… Но если есть способ заниматься этим каждую ночь — не только раз в году, и чтобы никто не смог бы сказать и слова, — тогда я смогу понять, что это стоит того, чтобы потрудиться.
— М-м-пф, — сказала Гермиона, зарываясь в одеяло. — Может, поэтому все женятся.