Одного поля ягоды

babylonsheep

Сарай для лодок располагался у подножия отвесного откоса, приземистый длинный дом с крышей из деревянной черепицы, серой и обветренной от времени. Внутри пахло разными водными вещами, водорослями и рыбой, и чем-то неприятно солёным, что Том посчитал странным, потому что озеро Хогвартса было пресноводным. Но, опять же, в озере Хогвартса жил гигантский кальмар, и Том читал, что головоногие — кальмары и осьминоги — были организмами, живущими в солёной воде.

Внутри лодочного сарая на деревянных стеллажах были сложены десятки лодок по пять в ряд, килями направленными к крыше. Внимательно осматривая их, Том заметил, что и на стойках, и на днище лодок были вырезаны руны,

потёртые, но всё ещё читаемые: выносливость, сохранение, движение, направление.

Руна для «направления», райдо{?}[?], оказалась достаточно удобной, лишь простой удар палочкой по её образу привёл к тому, что лодка выскользнула со стойки на рельсы, спускающиеся к кромке воды. Том поставил сундук в лодку, прежде чем сесть в него сам, приподняв края своей мантии, чтобы она не уходила в воду.

Когда он ступил в лодку, она покачнулась на воде от дополнительного веса, но, к его облегчению, вода не залилась внутрь. Она была тесной внутри, меньше, чем он запомнил в первый год. Десять футов{?}[3м] в длину, в неё могло с лёгкостью поместиться три-четыре одиннадцатилетних, но двум взрослым было бы трудно удержать свои колени от касания друг о друга. Передняя часть сужалась до заострённой вершины, а задняя часть была плоской, с деревянной ручкой, которая поворачивалась из стороны в сторону, когда он указывал на неё, а когда Том присмотрелся, увидел, что она была высечена рунами, обозначающими движение и направление.

Руль.

Он не помнил этого с первого года, но, опять же, он вспомнил мистера Огга, лесничего, который стучал по корме лодки после того, как убедился, что дети вошли в неё и ничего не свешивается с бортов. Том тогда был слишком зачарован видом, чтобы обращать внимание на что-либо другое, ведь какой это был вид! Высокие башенки и башни с зубчатыми бойницами, вырастающие из скалистого подножия утёса, колеблющееся созвездие отражённых огней, покачивающихся по тёмной поверхности озера, окна Большого зала, сияющие гостеприимством и теплом, а каждый дюйм камня был пропитан силой, и величием, и магией.

В дневном свете замок был не менее потрясающим, но диковинка и красота первого впечатления Тома померкли за годы. Какая-то его часть всегда будет с нежностью относиться к Хогвартсу, месту, где он выучил, что именно значит быть волшебником. Но всё больше и больше в эти дни он с нетерпением ждал начала жизни за пределами этих каменных стен, без дополнительного неудобства от учителей, расписаний и несносных детей. И подумать только, что когда-то он боялся покинуть Хогвартс, боялся вновь войти в магловский мир после последнего года обучения и вернуться в Лондон, не имея ничего, кроме своего ума, горстки старых учебников в потрёпанном сундуке и одежды на своём горбу.

Теперь в его потрёпанном сундуке содержался живой акромантул, очень недовольный тем, что его сначала шатали по коридорам, а теперь бросили в лодку. И несчастье, естественно, усугублялось тем фактом, что пауки плохо себя чувствовали в воде, поскольку у них не было возможности задерживать дыхание.

— Если ты что-то попробуешь, — сказал Том, открывая сундук, — я столкну тебя с борта.

— Что Вы делаете? — спросил акромантул, вовсе не торопясь покинуть тару.

— Рыбачу.

Том потянулся в карман и достал упаковку шоколадных лягушек, обмененную у четверокурсника на перенесение наказания. (Профессор Меррифот была строгим надзирателем, который требовал физического труда от студентов-правонарушителей, но профессор Биннс позволял студентам делать, что они хотят, если они не будут шуметь). Десять лягушек, каждая коробка была свежей и запечатанной — он проверил, и мальчик,

который дал ему набор, предположил, что это нужно для того, чтобы убедиться, что карточки, самая ценная часть каждой упаковки лягушек, не были украдены.

Карточки не имели значения. Чары движения лягушки, массового производства, но всё ещё устойчивые и хорошо сделанные, были причиной его интереса. Конечно, он мог трансфигурировать и зачаровать собственных лягушек, но зачем напрягаться, если кто-то сделал работу за него? Гермиона бы упомянула что-то под названием «нравственные устои», но нравственные устои самой Гермионы означали то, что она перебьёт профессора, который упомянет какую-то незначительную деталь, опровергнутую тремя другими авторами по этой теме. Поскольку её совесть не позволила бы ошибке остаться неисправленной, даже в ущерб другим ученикам в классе или плану урока учителя.

Тома, с другой стороны, не тяготило такое мучительное понятие, как «совесть».

Он раскрыл коробочку с шоколадной лягушкой, и появилась лягушка, выпрыгнув на свободу. Том не попытался поймать её. Следя глазами за её траекторией, Том поднял свою палочку и выстрелил в неё заклинанием уменьшения веса ровно когда она коснулась поверхности воды, растянув конечности.

Плоп!

Шоколадная лягушка разбила поверхность крошечным всплеском, и такая же крошечная волна ударилась о борт деревянной лодки. Чарам движения оставалось несколько минут до окончания, но до этого времени лягушка плескалась на воде, и её шоколадная кожа сияла.

— Великий не питается такими предметами волшебного искусства, — сказал акромантул, выглядывая из-за своего сундука.

— Я не пытаюсь накормить «Великого», — сказал Том. — Следи за другой стороной и скажи мне, если увидишь что-то под лодкой.

Когда движение остановилось, Том оставил размокшую шоколадную лягушку тонуть в воде, а потом открыл новую коробочку и повторил технику. Полезность этих необычных сладостей заключалась в том, что их движения были смоделированы по образцу настоящих лягушек и на расстоянии выглядели вполне реалистично. Чары движения, вызванные обычным любителем, зачастую оставались жёсткими и отрывистыми. Те, кто не был знаком с формой и структурой тела животного, не могли и надеяться воспроизвести его поведение с какой-либо реальной точностью.

(Том за годы наблюдений заметил, что большинство волшебников использовали простейшие чары движения. Картинки двигались коротким повторяющимся циклом, совок делал единственное сметающее движение, половник помешивал котёл только в одном направлении. Что-либо более сложное требовало приложенной мысли, и по этой причине волшебники покупали свои бытовые зелья в местной аптеке и посещали бакалейщика, чтобы купить хлеб насущный. Но Том, не колеблясь, пояснил, что сам он посещал бакалейщика не потому, что был неспособен к приличным заклинаниям, но потому, что у него были более важные дела, чтобы занимать его время. Это был исключительно вопрос времени, а не возможностей!)

Шестая лягушка исчезла в чёрных глубинах озера, когда акромантул, который опустил передние лапы в воду, начал беспокоиться.

— Что-то приближается, — сказал он, отпрянув в центр лодки.

— Насколько большое?

— Длиннее Вас.

Седьмая лягушка сделала один решительный прыжок, пытаясь освободиться, прежде чем её внезапно поймали. Из воды высунулась серокожая рука с длинными пальцами и когтями, раздавив лягушку своей хваткой. На руке были перепончатые мембраны между каждым пальцем и противостоящим большим пальцем, и сжатая в них лягушка один раз дёрнулась с надеждой, прежде чем чары окончательно остановились.