Одного поля ягоды

babylonsheep

Но он не был обычным студентом. Никто не побил его рекорд С.О.В. по заклинаниям: он был лишь равен одному результату сорок шесть лет назад, и у него были подозрения о том, кто его заработал. Он бы не удовлетворился тем, что порадовал экзаменатора скульптурным ледяным голубем, зачарованным, чтобы петь и порхать. Это было бы свидетельством его собственного унижения, если бы его студенческие заклинания были восприняты на студенческом уровне. В этом же и заключалась цель всей этой запутанной затеи? Создать имидж идеала волшебника в глазах общественности, готового и ждущего, чтобы он вошёл в него и облёкся в его форму, как в старый плащ. Он мог не ждать, что ему

придётся доказывать свою состоятельность, как это должен был сделать каждый выпускник Хогвартса его года, потому что он уже сделал это, и главное, что, хотя оболочка была ложной, суть была настоящей.

Магия, деяния, талант, удаль. Всё было его.

Он разглядел тёмные фигуры, приближающиеся к нему сквозь туман. Казалось, охранники Министерства устали вслепую бросаться заклинаниями в белую дымку и решили пробить себе дорогу сквозь сад замороженных пик и арестовать названных гостей лично.

«Мне нужно больше прикрытия, — понял он. — Я могу снять немного давления с щита, если у меня будет физический барьер передо мной».

С этой мыслью в голове Том снова широко взмахнул палочкой по дуге, разбрасывая струи воды перед собой, перемежая замораживающие и увеличивающие заклинания, чтобы построить основание башни замка с бойницей, закрученной перед входом в камин. Она росла выше, но всё ещё была слишком низкой, ему всё равно нужно было пригибаться за ней и удерживать своё Щитовое заклинание, ведь он не особенно верил в сдерживание рьяных охранников Министерства. Взрывное заклятие считалось смертоносным в бою с человеком, но оно идеально подходило для разрушения физических барьеров. По крайней мере, его ледяная стена могла блокировать стандартные Петрификус Тоталус и Инкарцеро из руководства для авроров.

Том укреплял свою ледяную баррикаду, пока она принимала удары со всего атриума. Всякий раз, когда случайное заклинание проскакивало по верхушке ледяной стены, оно выбрасывало похожие на ножи щепки льда, которые испарялись на его щите в нескольких дюймах от лица. Ни один из летящих осколков не порезал его, но он всё равно чувствовал ветер и холод от их полёта.

Он размял свою руку с палочкой левой рукой: она начала болеть.

— Ты скоро закончишь? — гаркнул Том.

Ответом Нотта стал звон кафеля, короткая пауза, а затем ворчание:

— Почти. Прутья слишком сильные, чтобы сломать, но я могу поднять их вручную, разбив чары плитки, куда выбросило решётки, — снова послышалось звяканье разбитой керамики. Нотт сжимал прутья в руках и поднимал их вверх, постепенно возвращая в их пазы в плитке над камином. — Вот! Прижмись спиной к решётке как можно ближе. Моя магия завершает работу дополненной рунической цепи, но как только я отпущу её, они рухнут обратно.

Когда он поднял прутья на высоту колен, Нотт протиснулся под ними и начал поднимать прутья изнутри.

Том не мог продолжать наблюдать, потому что охранники подобрались достаточно близко, чтобы начать бросаться в него сглазами, плотной пеленой и быстро. Он сосредоточился на щелчках заклинаний, чтобы заморозить их промокшие мантии и брюки в жёсткие, негибкие плиты, а затем прикрепить их к ледяному полу. Это был настоящий лёд, созданный из воды, а не блестящий колдолёд, наколдованный в промышленных масштабах для украшений на рождественских вечеринках, поэтому ему надо было растаять старомодным способом. И это было больно. Он слышал страстную ругань поверх хаотичного шума кричащих людей, визжащих сов и звона лифтов вдалеке.

Его боковое зрение осветила красная вспышка, ударившись о металлические прутья перед покрытым шарфом лицом

Нотта. Нотт отскочил и тихо крикнул, его руки тут же потеряли хватку прутьев, которые упали почти на фут, пока он вновь их не поймал.

— Это было Круцио! Давай, давай, тебе надо пригнуться и залезть внутрь. Они знают, что ты полагаешься на свой щит…

Предупреждение Нотта прозвучало слишком поздно. Верхняя часть ледяной стены взорвалась, разлетевшись на звенящие осколки ледяной шрапнели, после чего проклятие Круциатуса ударило Тома в плечо, а затем его охватила волна пронизывающей до костей боли, поднявшаяся и прокатившаяся по телу с силой огнестрельного выстрела. Том задыхался, глаза слезились, на щеках образовывались блестящие сосульки, которые сыпались с ресниц, а зрение сузилось до колеблющейся линии серых фигур.

Его палочка прорезала линию в воздухе. Плотина пушистых белых снежков сбила с ног фигуры, и следующая волна заклинаний отрикошетила во все направления, разбивая плитку и разбрасывая каменную пыль по его плащу. Том нагнулся, чувствуя, что ещё один Круциатус ударил его в спину, но продолжил двигаться, его мантра «Один шаг, ещё один шаг, только ещё один шаг» играла в голове, как сломанный граммофон, и затем он проскользнул под золотые прутья, и схватил Нотта, и затянул их обоих в зелёное пламя, пока красное пламя безжалостно жгло внутрь и наружу его позвоночника, а затем возвращалось ещё на один круг пытки, как вызванный луной прилив. Он был парализован, превратившись в невесёлую пародию на rigor mortis{?}[(лат.) трупное окоченение] — но он не был мёртв, даже если сейчас он считал это небольшим улучшением своего нынешнего положения. Он был ещё жив…

«Настолько долго, насколько я могу этому способствовать», — подумал Том, а затем очистил свой разум от всех мыслей, эмоций и ощущений, как его учил его самый любимый учитель, профессор Дамблдор.

Как только все отвлечения были отброшены на самое дальнее расстояние, он смог сосредоточиться на назначении. «Дырявый котёл».

Пламя охватило его зелёной вспышкой, и окружение превратилось в мрачный паб на Чаринг-Кросс, в котором стоял шум от голодных путешественников, заказывающих ещё один раунд эля и миску супа дня. Нотт ослабил свою хватку на предплечье Тома и сделал шаг вперёд, но Том втянул его назад.

«Три метлы», Хогсмид. Вспышка.

«Боргин и Бёркс», Лютный переулок. Вспышка.

Дом. Усадьба Риддлов, Литтл-Хэнглтон. Вспышка.

Приземлившись, они ударились о решётку, на этот раз обычную чугунную, которая упала на сотканный вручную турецкий ковёр в спальне Тома Риддла в северном крыле Усадьбы Риддлов. Нотт рухнул на решётку, покрытый сажей и пеплом, а Том упал на него, кашляя, с хрипом в лёгких. Усадьба Риддлов была зарегистрированной резиденцией взрослого волшебника, поэтому он мог использовать здесь магию без ограничений, но камин был магловского производства и магловских размеров. Вряд ли он был создан для праздных прогулок.

Нотт отпихнул его и перекатился на спину, хватая ртом воздух, стаскивая шарф с лица и морща нос от вида некогда изысканной шерсти:

— К чему это было? Почему мы не вышли в Лондоне?

— Ты упомянул, что камины на торговой улице Монтроза могут быть отслежены, — сказал Том из своей удобной позы для отдыха на полу. Он проверил контроль над своими мышцами и, обнаружив, что они отвечали его воле, заставил пальцы разжаться и выпустить палочку. — Поэтому я подумал, что стоит усложнить задачу для любых ищеек. И у нас были капюшоны и закрытые лица. Из нас получились не самые типичные обеденные посетители.