Одного поля ягоды

babylonsheep

— Почему ты разоружил его? — Том спросил Нотта.

— Он потянулся за своей палочкой, пока ты был отвлечён, — сказал Нотт, быстро добавив. — Я решил, что ты бы выиграл в итоге. У меня не было никаких сомнений. Но было лучше сделать всё как можно чище. Эм, хочешь посмотреть, что наверху?

— Связанный кровью… что-то, — пробормотал Том. — Он пытался подумать о чём-то спрятанном наверху, но я увидел, что это было защищено. Кровью.

— Кровный оберег, полагаю, — кивнул Нотт. — Очень традиционно, я одобряю. Немного вышло из моды в последние десятилетия, потому что они считаются неудобными и грязными, но можно по достоинству оценить их пользу.

Если древний глава семьи перейдёт финальный рубеж и никому не скажет пароль от семейного хранилища, его потомки смогут получить к нему доступ, если оно было опечатано кровью. Это случается до омерзения повсеместно. Не только ты думаешь, что сможешь встретить Смерть на своих условиях, а не быть неожиданно поприветствованным Смертью, сидя в клозете.

Наколдованным носовым платком Том промокнул кровь Козела, где она начала впитываться в пол, затем отправился наверх, Нотт следовал за ним хвостом. На двери была тяжёлая деревянная заслонка, и Нотт показал, где промокнуть кровь, чтобы она превратилась в дверной проём.

— Ещё одно преимущество этих кровных оберегов: не нужно быть исключительным волшебником, чтобы такой наложить или использовать. В итоге это очень простое намерение, основанное на магической жертве чьей-то сущности, но даже люди, которые понимают элегантность кровной магии, хитрят вместо того, чтобы это признать. Непрофессионалы склонны брезговать… О, — разглагольствование Нотта резко смолкло. Он с неохотой повернулся к Тому. — Полагаю, он не лгал о своих секретных схемах.

Верхний этаж превратился в мастерскую плотника. На большом столе на козлах в центре комнаты зловеще поселился деревянный макет поля для квиддича, его кольца поднимались до уровня головы, он был непокрашен и грубо выстроган, а его стороны не были ошкурены. Различные распорки макета были сделаны из светлого дерева, вверх и вниз по ним шли явные линии рунических строф, будто кто-то выжег их горячей иглой. У стены стоял сервант, замусоренный множеством моделей поменьше в разном состоянии постройки. Разрозненными кучами лежали справочные книги слоговых азбук, между страниц проглядывали листы пергамента, испещрённые чёрными записями.

— У меня отличная интуиция. Она меня никогда не подводит, — сказал Том. — Нет причин, по которым она могла бы сбить тебя с пути.

Нотт фыркнул:

— Да, поэтому я должен довериться, что твоя интуиция поведёт меня. Что может пойти не так? А что насчёт моей интуиции? Её куда деть?

— Однажды наступит день, когда мне не хватит интуиции на нас двоих, и тогда милости прошу, используй свою запасную. Но тебе придётся долго ждать этого дня, — ответил Том. — А пока вспомни последний раз, когда мы рылись в доме. Бери всё, что кажется компрометирующим, в первую очередь, а всё интересное — во вторую. О, и будь осторожен, если найдёшь ещё один портрет.

— Не я нашёл прошлый портрет, — проворчал Нотт себе под нос.

Том не обратил внимание на бормотание, просматривая кучу книг. «Логограмматика. 14-е издание». «Продвинутая рунология». «Слоговая азбука заклинателя». «Футарк на завтрак: рецепты рунического сцепления». Это были обычные тексты, ничего стоящего того, чтобы их сохранить или перепродать. Другие заголовки внизу стопки выглядели более экзотичными. «теорї? ф?тарка»{?}[(церковнослав.) Теория футарка ]. «роун? др?внего фоутарка»{?}[(старослав.) Руны древнего футарка]. «Norsk Runealfabet og Runeinnskriftene»{?}[(норв.) Норвежский рунический алфавит и рунические надписи]. Он подобрал одну из необычных книг,

обёрнутую в потёртую кожу, и лишь успел открыть содержание, когда заговорил Нотт.

— Стадион Монтроза был зачарован так, чтобы оставаться непроницаемым для физических и магических элементов. У самого стадиона есть пограничные обереги, состоящие из единого целого, разделённого на семь частей — семь подпирающих столбов, поддерживающих деревянный скелет. Если одна из подпорок будет убрана из цепи, остальные больше не будут гармоничным «целым», на которое опирается магия. Козел планировали перевести фокус свободной магии в рунические последовательности собственного изобретения. Деревянные кегли с начертанными на них рунами, вложенные в стратегические точки столбов, могли свести на нет слои работы всех чар за раз. Помимо прочего.

Разворачивая ещё один свиток, Нотт продолжил:

— Это достаточно изобретательное предложение, должен признать. Сумасшедшее, но изобретательное. Он собирался использовать ритуальную алхимическую трансфигурацию, чтобы испортить или трансформировать подпорку, что было бы лазейкой в определении исходных чар Импервиус. Не знаю, сработало ли бы это, но это вполне могло бы добиться желаемого, — он резко втянул воздух. — О. Теперь я понимаю, почему он строил деревянные макеты. Он сам не знал, сработает ли это. Но он собирался разобраться, как сделать это. С учётом состояния тех макетов, он был недалеко от своей эврики.

Нотт замялся:

— Думаю, мы можем оба согласиться, что волшебник внизу чрезвычайно опасен для общественной сохранности. Почему ты не дал ему умереть? Если бы ты оставил его достаточно долго, он бы задохнулся в собственной крови, и тебе не надо было бы и пальцем пошевелить.

В этом же и заключался вопрос? Почему Том оставил свою палочку, ведь в недавнем прошлом он не был таким скромным?

Он полагал, что это было по причине авроров в Хогвартсе. Они шатались по территории и коридорам замка с туманной осведомлённостью, что угроза где-то подстерегает волшебников и волшебниц Британии, но они были абсолютно в неведении, чем она была. Он, Том Риддл, искоренял угрозу под их носами, не загребая никакой признательности за свои исключительные деяния, хитрости и доблести. Проходили дни, угроза продолжала подстерегать, а авроры не заработали никакой осведомлённости. А Том не заработал большей признательности.

Это расстраивало. Он ожидал, что кто-то в Министерстве магии бы выяснил всё к этому времени, растущий лист совпадений, которые слишком маловероятно произошли по случаю, как хватило понимания Нотту. Это могло бы быть сигналом Тому выйти из тени, сорвать маску тайны и объявить себя Храбрым Защитником, о наличии которого нация и не знала. После этого придут аплодисменты, бурные овации стоя, вызов на поклон, где он склонит голову и даст скромное объяснение, пожимая руки важных людей и получая справедливо заработанную медаль Ордена Мерлина: «О, я совсем не думал о себе, я просто выполнял свой долг перед Британией».

Он знал, что Гермиона называла бы эту его часть «наигранной», но он не находил это оскорбительным. Пышное зрелище было ожидаемой частью общественной жизни, и он был публичной фигурой. Ну, его журналистский псевдоним Томас Бертрам был, а Том Риддл не был… пока.

— Я не убил его, потому что хотел, чтобы это сделало Министерство, — сказал Том. — Мы сдадим его аврорам вместе с бумагами, макетами и книгами. Если ты нашёл какое-то золото, я приберегу его для сохранности.

Нотт уставился на него: