Одного поля ягоды
Шрифт:
— Как обычно, более многословно, чем требуется. И, как обычно, она права.
Том напрягся, и его тёмные глаза сузились от неудовольствия. Хихиканье Нотта смолкло.
— Значит, ты говоришь, что Принц и Рыцарь пытаются обезьянничать маглам? — спросил Том.
— Если бы они просто назвали себя «Принц» и «Рыцарь», я бы так и думала, — сказала Гермиона. — Но они не просто выбрали себе титулы, это лишь часть полного наименования. Это уже не столько титул, сколько литературная отсылка: Прекрасный принц и Зелёный рыцарь! Это не те имена, которые служат декларацией самодостаточного величия или вселяют страх в сердца людей. Эти имена призваны… исторгать причуды, намеренно отсылать к темам и
— Это «Принц Прекрасного», — поправил её Том с такой грамматической педантичностью, в которой постоянно упрекал Гермиону. — Не «Прекрасный принц»!
— О, — сказала Гермиона. — Да, ты прав. Интересно, что это значит. Почему не пойти под более знаменитым литературным псевдонимом прекрасного принца? Разве это не странный выбор?
— Не думаю, что это странно, — заметил Том. — Если мы говорим о структуре дворянских стилей, ранг «чего» указывает на вотчину дворянина, его владения. Принц Прекрасного — это не прекрасный, чарующий принц, выступающий на турнирах. Он princeps{?}[(лат.) принцепс], первый и главный во всём прекраснейшем: заклинаниях и чарах. Это совершенно очевидно для любого, кто остановится и задумается!
Гермиона нахмурилась:
— Ты как будто восхищаешься им.
— Каждый, кто ставит Министерство в неловкое положение, выходит сухим из воды и на следующий день получает за это похвалу в газетах, кажется достойным восхищения, — сказал Том. — А ты что думаешь, Нотт? Как ты думаешь, Зелёный Рыцарь жалеет, что не выбрал для себя более грандиозный титул?
Нотт пожал плечами, воткнув вилку в печёное яйцо, лежащее поверх его чёрного пудинга{?}[Разновидность кровяной колбасы, традиционная часть «английского завтрака»]:
— Думаю, что его история говорит сама за себя. «Признаньем ошибок очистились вы; Итак, все ваши грехи прощены».{?}[«Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь», часть (песнь) IV, строфа 17 (96). Перевод В. Стрижевского] Человек, который признаётся в своих ошибках рыцарю в зелёном, должен быть отпущен в его грехах. Ему даётся награда очищения. Это подходящее имя для кого-то, кто получает исповедь на кончике клинка или, в данном случае, палочки. Это не должен быть величественный титул, просто символический. Некоторые из нас, в отличие от других, могут высоко оценить достоинства тонкого символизма.
— Если он слишком тонкий, никто его не поймёт, — сказал Том. — Они написали в «Ежедневный пророк». Читатели, которые поймут тонкость, едва ли пролистывают этот среднестатистический бытовой боггарт. Чуть тоньше, и это просвистит мимо их головы. Ты поняла, Гермиона?
— Я расценила это отсылкой к артурианскому сказанию о сэре Гавейне{?}[«Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь» — аллитерационная поэма неизвестного автора XIV века, которая представляет собой рыцарский роман, посвящённый приключениям сэра Гавейна, племянника короля Артура, и отражает дух рыцарства и верности своему слову. Образы, используемые в поэме, зародились в кельтской, германской и других фольклорно-мифологических традициях.], — сказала Гермиона. — Я знаю, что артурианские романсы относятся к небольшому числу магловских историй, которые нравятся волшебникам, потому что там есть магическое действие. Волшебная Академия Сценических Искусств ставит пьесы на тему Камелота{?}[Рыцарский замок короля Артура, в котором находился его Круглый стол, собирались рыцари и где он провёл большую часть своей жизни] практически каждый год, потому что это привлекает богатых покровителей. На нашем пятом курсе это было «Озеро сияющих вод» об Элейн из Шалотт.{?}[«Волшебница Шалотт» — баллада английского поэта викторианской эпохи Альфреда Теннисона (1809—1892), основанная на средневековом источнике интерпретация легенды из Артуровского цикла Элейна из Астолата. По легенде, Элейна из
У Тома было задумчивое выражение лица:
— Что сделало тебя такой циничной, Гермиона? Это моя работа. Или была ею, пока ты не решила, что она больше подходит тебе.
— Так обычно и бывает, когда твои самые тёмные подозрения получают твёрдые подтверждения, — сказала Гермиона. — Разве тебя ни чуточки не обескураживает, что служебные обязанности самого крупного работодателя страны затмили два анонимных волшебника, разыгрывающие свою собственную фольклорную сказку о героях? А потом, когда их об этом спросили, правительство делает вид, что ничего плохого не произошло, и даже если и есть проблемы, нам не о чем волноваться. С учётом фактов мы приходим к двум возможным путям: рациональный цинизм и блаженное неведение. И ни по одному из них не особо приятно идти.
Гермиона глубоко вздохнула, чувствуя, как на неё опустилась великая утомлённость, ненамного отличающаяся от того, что она чувствовала, когда стояла над бессознательным телом Роджера Тиндалла на полу в бильярдной комнате семьи Риддл. Было неудобно осознавать, что жизнь, о которой она мечтала, — тихом и мирном существовании в обучении в собственном темпе о предметах, которые интересовали лично её, а не которые были выбраны для неё по необходимости и практичности, — была хрупкой иллюзией. Применив Обливиэйт к Роджеру той ночью, она решила поддержать иллюзию, что она отстранена от войны, которая её не касалась.
Причина, выяснила она, сводилась к её природе. Она не искала конфликта, в нём не было чести, к которой она считала себя привязанной. Конфликт был непредсказуем. Беспорядочным, и неупорядоченным, и болезненным, даже для тех, кто остался на боковой линии. В нём не было славы, которая бы её искушала, только бремя, которое ложилось на плечи.
А новости утром? Конфликт обнажил своё лицо средь бела дня. Она могла отказаться принимать участие один раз, но это не могло было постоянным уклонением. Он будет приходить снова и снова, и в один критичный момент выбора уже не останется.
Читая газету, она чувствовала, что этот момент приближается, и какая-то её часть хотела броситься в объятия родителей и дать им сказать, что это неправильно, это нечестно, что их дочь должна выносить это, когда это должно было быть задачей кого-то другого. Позволить тем, у кого есть подходящая аккредитация и правильная юрисдикция полномочий, встать у руля. Разве это не самое логичное решение? Кто она, чтобы знать лучше тех, у кого есть квалификации и компетентность? Другая её часть — голос прагматизма, который перестал жаловаться на то, что Том пробирался в её кровать во время летних каникул, напомнил ей, что это были те же самые люди, которые были недостойны того, чтобы от них зависеть.
Под столом рука Тома сдвинулась в её сторону, и с тонким чулком, разделяющим её плоть от его ладони, он успокаивающе сжал её колено. Она повернулась к нему с вопросом на губах и увидела, что, хоть его выражение лица на поверхность и казалось кротким, его тёмные глаза были острыми, как наждачка.
— Нет, — твёрдо сказал Том. — Я передумал. Тебе совсем не идёт цинизм. Мне он в тебе не нравится, и тебе он тоже не нравится, поэтому я считаю, что тебе лучше отказаться от него навсегда и оставить его другим, для которых это более подходящая привычка.