Одного поля ягоды
Шрифт:
Обе девочки захихикали.
Том раздражённо накалывал свою запечённую брюссельскую капусту. Он не мог вспомнить, когда в последний раз слышал, чтобы Гермиона так хихикала, и хихикала ли она вообще когда-либо в его присутствии. Скорее всего, нет.
Время, которое они проводили вместе, было занято серьёзными, полезными вещами. Магия, учёба и изучение магии — они оттачивали важные навыки, что могло бы их лучше подготовить к будущему, потому что было неприемлемо делать что-то как-либо иначе, кроме как превосходно. Это было бы растратой их талантов и их образования, если они не будут использовать время, проведённое в Хогвартсе, с максимальной пользой для себя.
Хихикать
Это было недостойно, неподобающе и ребячески.
Ему нравилась Гермиона, потому что она была выше этого. Она отличалась от других людей так же, как от них отличался Том. Она была мудрее, менее инфантильной и даже близко не была похожа на повзрослевших девочек из приюта, которые подшивали повыше подолы своих казённых серых юбок и говорили миссис Коул, что они сели после стирки. Эти девочки не могли выйти на улицу без своей дамской сумочки — даже если они не собирались идти за ворота — и переживали, что цвет их эмали для ногтей выставлял их легкодоступными.
Такие моменты напоминали ему, что она от него отличалась. Недостаточно, чтобы списать её со счетов как безнадёжную, но достаточно, чтобы ему было неловко. В ямке под его мечевидным отростком он почувствовал холодный укус закипающей ярости.
Это было очень похоже на то, что он почувствовал, когда Дамблдор пришёл в его комнату в приюте Вула полтора года назад, держа в руках толстый кремовый пергаментный конверт из Хогвартса.
«Я слышал интересные вещи о Вас, мистер Риддл», — сказал Дамблдор, его формулировка была двоякой, а выражение лица — нейтральным, но для Тома это было зловеще, и тревога скатилась по его позвоночнику, как испарина лихорадки.
Он не хотел этих странных, непонятных мыслей. Он знал голод, горечь, злость, ярость — они были ему знакомы, как линии и морщинки на плоти его ладоней или его отражение в зеркале. Но эта неуловимая, приглушённая тревога проскользнула в него, как миазмы чахотки, без причины или основания, которые бы он мог облечь в название. Она сделала его беспокойным, его кожу — колючей, будто кто-то смотрел на него из-за угла и пригибался, когда Том поднимал голову и осматривался.
Он размышлял, отдалялись ли они с Гермионой друг от друга лишь по причине взросления. Он размышлял, была эта дистанция частично вызвана их физической разлукой, потому что им приходилось прилагать совместные усилия, чтобы видеться вне уроков. В отличие от другой девочки из Рейвенкло, они с Гермионой не могли сидеть вместе за факультетским столом и поддерживать случайные беседы. Их еженедельные встречи всегда были продиктованы важными вопросами, потому что у них не было лишнего времени для растраты его на фривольности.
Ученикам одного факультета не возбранялось сидеть за столом другого во время еды, но в большинстве своём это были братья с братьями, кузены с кузенами и в редких случаях будущие мачехи с не совсем сыном или дочерью. Он заметил, что старшие ученицы сидели со своими кавалерами с других факультетов или, как некоторые (в основном слизеринцы), с женихами и невестами. Это было разрешено, потому что Большой зал — большое общее пространство, и люди бы заметили, если бы их руки слишком долго
Люди бы однозначно заметили, что Том Риддл сел с Гермионой Грейнджер.
Это почти заставило его усомниться в своём опыте общения с Распределяющей шляпой.
(Ему хотелось наказать глупую Шляпу за несговорчивость так же сильно, как унизить Джаспера Гастингса за назойливость.)
Том знал, что большинство государственных британских школ-пансионов делили людей на классы или группы. Хогвартс, в свою очередь, имел четырёх основателей и четыре соответствующих факультета. Конверт, который ему дал Дамблдор, был запечатан каплей сургуча с печатью герба Хогвартса. Разделённый на квадранты, он изображал льва, орла, барсука и змею.
Тому больше всего понравилась змея.
Он немного почитал об основателях, когда рылся в книжном магазине в Косом переулке, но у него не было денег ни на какие книги, кроме учебников из списка, и ещё ему надо было вернуться в приют до того, как Марта закроет ворота и отругает его за опоздание. У него был соблазн написать Гермионе и спросить, какие дополнительные книги она купила, чтобы подготовиться к Хогвартсу, но он вспомнил, что она Предательница. Она была Иудой со старомодной причёской и неправильным прикусом.
Поэтому Том пошёл к Распределяющей шляпе злее, чем хотел, и невежественнее, чем желал.
Учеников первого года вызывали сесть на табуретку в алфавитном порядке, что означало, что Гермиону распределят в первой половине большой группы толпящихся у входа учеников, а Тома — во второй. Шляпу надели на её голову, она посидела в ней пару минут, её волосы выбивались из-под полей, а белые пальцы сжимали коленки.
«РЕЙВЕНКЛО!»
Когда пришла очередь Тома, он прошагал вперёд, не смотря по сторонам, ставя ступни друг перед другом, будто он шёл по бревну, окружённый наблюдательными глазами и поворачивающимися головами более взрослых учеников, как голодными акулами. Он не смотрел на профессора Дамблдора — единственного взрослого волшебника, которого он знал среди учителей за преподавательским столом. Ему было неважно, на какой факультет его отправят. В Хогвартсе всем давали изучать одинаковые предметы, поэтому он выучит всё вне зависимости от герба на его мантии или кровати, в которой он будет спать.
Шляпа упала ему на глаза.
— У Вас светлый ум, мистер Риддл, — сказала Шляпа голосом, который шуршал и шелестел, как бумажные пакеты, вытряхиваемые на продуктовом рынке. — У Вас такая жажда знаний, такой голод к обучению. Рейвенкло бы принял Вас. Но…
— …Да? — поторопил Том. Отсутствие реакции со стороны наблюдателей по его левую руку заставило Тома предположить, что Шляпа говорила не вслух, а прямо в его сознание.
— Вершиной добродетели Рейвенкло является не учёба или знания. Это мудрость. Но… Вижу, вижу. Ваши аппетиты и потенциал склоняются куда-то ещё, мистер Риддл. Я вижу, что Слизерин Вам подойдёт гораздо больше. Зерно добродетели Салазара лежит в Вас — не простое коварство или амбиции, а обещание величия.
Прежде чем он надел Шляпу, он видел лицо Гермионы. Она следила за ним с напряжёнными плечами, и по выражению её лица, жидкому блеску её глаз он мог сказать, что она отчаянно хотела отвернуться и вообще не обращать на него внимания, но там было что-то — он не мог понять, — что заставляло её продолжать смотреть. Она была единственной в школе голодных акул, кто, он знал наверняка, не была ни голодной, ни акулой.
Но…
Она была ведьмой.
Она не была его другом.
Она была волшебной.