Одного поля ягоды
Шрифт:
— У вас не меняется пароль через день? — спросил Том. Он думал, что у всех факультетов есть дверной проём, арка, стена или проход, которые открывались под тематическими паролями, в зависимости от чувства юмора старост. Три месяца в прошлом году они использовали названия разных магических пород змей.
— Нет, у нас тест. Головоломка, — сказала Гермиона. — Есть зачарованный дверной молоток, который — знаешь, почему бы мне просто не показать тебе? Я собиралась в свою комнату, чтобы кое-что взять, но ты можешь просто пойти со мной, ведь никто не запрещал приводить друзей. Уж точно не охранник, если друзья смогут разгадать загадку. Я не ношу форму
Гермиона оттолкнулась от стола, и Том последовал за ней. Они прошли через двери Большого зала и вошли в восточное крыло замка по тому же маршруту, по которому Том и слизеринцы ходили на уроки астрономии.
— А если я скажу, что Распределяющая шляпа говорила, что я могу влиться в Рейвенкло?
— Она так сказала? Я не удивлена, — сказала Гермиона. — Ты в рейтинге выше любого другого рейвенкловца в нашем году, кроме меня, у нас ничья. В нашей гостиной с прошлого года обсуждают, что тебе надо было быть в Рейвенкло.
Она провела его по винтовой лестнице, которая простиралась вверх на несколько пролётов до шестого этажа замка.
— Я сказал Шляпе, что мне плевать на факультеты, — сказал Том, тяжелее дыша на верху лестницы, чем у её подножья. — Поэтому она отправила меня в Слизерин. Но я счастлив, что я не в Рейвенкло, а то мне пришлось бы это делать несколько раз в день.
— Ты знал, что Шляпа предлагала мне Гриффиндор?
— Что? — Том фыркнул. — Ты? В Гриффиндоре?
Он терпимо относился к большинству рейвенкловцев, что отражало мнение его товарищей по Слизерину. Они не составляли интересной компании, но они в большинстве своём были тихими, вежливыми и воспитанными. Профессор Слагхорн выделил полку в своём кабинете для фотографий любимых учеников. Больше половины из них были слизеринцами, но было немало рейвенкловцев, ставших знаменитыми изобретателями и уважаемыми учёными. Они присылали Слагги подписанные копии разных научных журналов, когда печатали их труды, и профессор гордо хвастался ими за учительским столом после утренней почты. Это контрастировало со спортивными звёздами Гриффиндора и единственным хаффлпаффцем, который, по воспоминаниям Тома, обнимал единорога на своей фотографии.
— Она сказала, что во мне убеждение Гриффиндора и логика Рейвенкло, — объяснила Гермиона, — и затем дала мне выбрать. Я сказала, что предпочла бы быть на факультете, где люди могут сесть и здраво обсудить свои мнения. Убеждения — это неплохо, но с ними мало что можно сделать, если другие люди с тобой не согласны. О! Мы пришли.
Они остановились у деревянной двери с прикреплённым большим бронзовым дверным молотком в виде головы орла. Гермиона приподняла кольцо под его клювом и ударила один раз.
Металл задрожал, перья начали двигаться и трепетать. Строгие глаза орла раскрылись с его клювом, металл издавал приятное звяканье, напоминающее о вытряхнутом ящике со столовыми приборами.
— Когда дверь не дверь? — спросил орёл.
Гермиона ободряюще посмотрела на Тома. Том уставился в пол на мгновение, потом с недоверием взглянул на Гермиону.
Серьёзно?
Это и есть надёжная система безопасности Рейвенкло?
— Когда она приоткрыта, — ответил Том. Он подождал, притопывая ногой.
— Верно.
Дверь широко отворилась.
— Это было ужасно, — сказал Том, проходя через порог и внутрь Общей гостиной Рейвенкло. — Но это гораздо лучше.
Расположенная в отдельной башне, Общая гостиная была круглая, с изогнутыми стенами, заполненными книжными полками, и
«Зачем нам надо ходить на уроки астрономии в одиннадцать вечера, если волшебники могут точно изобразить звёзды на потолке?» — ворчал Том. Слизеринцы и хаффлпаффцы жили на самых нижних уровнях замка, а Астрономическая башня была на одном из самых высоких. Проход туда занимал около двадцати минут сквозь ночные неотапливаемые коридоры, чтобы прийти на урок. И потом им надо было брать тот же извилистый путь, чтобы вернуться в кровати.
— Я читала, что Ровена Рейвенкло верила, что любой, кто мог пройти её задания, достоин зайти внутрь, неважно, с какого он факультета, — сказала Гермиона. — У большинства волшебников нет и толики логики, поэтому дверь обычно работает. И старшекурсникам дают вопросы посложнее, так что это не всегда легко.
Взгляд Тома вернулся на книжные полки:
— И каждый может одалживать книги?
— Если ты вернёшь их на место, когда дочитаешь, — сказала Гермиона, нервно оглядывая гостиную, будто она боялась, что староста выпрыгнет из-за дивана в любой момент. — Но большинство из них — просто старые учебники, которые люди оставляют каждый год, и у нас нет библиотекаря, чтобы наводить порядок. Уверена, никто не заметит…
— Хорошо, — очень довольно ответил Том. Он подошёл к ближайшей полке и начал выбирать.
Следующие несколько вечеров Том провёл, наслаждаясь гостеприимством Рейвенкло.
Он подозревал, что пара рейвенкловцев, проходивших через свою Общую комнату, хотели спросить, что слизеринец делает в их башне, но, заметив его сидящим за чтением в уголке подле стопки книг, оставили его в покое. Он полагал, что существует негласное правило, что каждого, кто занят книгой, нельзя прерывать. Это было хорошее правило, подумал Том, и в конце концов они привыкли к его присутствию и стали здороваться с ним, как с другим «орлом».
Ему также помогало, что он ждал пару минут, чтобы любой другой рейвенкловец, входящий с ним в гостиную в одно время, имел равные шансы ответить на вопрос дверного молотка. А если он ошибался, Том очень вежливо давал подсказку или отвечал за него своим самым добрым, самым приятным голосом. Он даже помогал с заданиями на каникулы: он заметил, что рейвенкловцы тщательнее подходят к исследованиям для эссе и не испытывают такой неловкости в просьбе о помощи, как слизеринцы.
В Слизерине, если ты просил помощи с домашней работой, не считая тех, с кем ты был близок по крови или семейным связям, ты должен был вернуть что-то в ответ равной значимости. Том редко просил слизеринцев о чём-то, потому что ему было мало что обменивать и мало что было нужно от других — не считая подспорья для розыгрышей, разумеется. Но за прошедшие месяцы у него накопилось немало одолжений: его товарищи по курсу предпочитали оказать Тому одну среднюю услугу за помощь по пяти разным предметам, чем пять мелких одолжений нескольким людям.