Одного поля ягоды
Шрифт:
Она была предательницей.
Она была Особенной.
— А, мистер Риддл. Я могу пролить для Вас капельку света. В давно минувшие годы моего создания, так называемые времена легенд и преданий, жил-был юноша, который выбрал Слизерин, и которого Салазар взял в ученики. Он любил девушку из Рейвенкло, которая сказала ему, что не отдаст ему своё сердце даже при последнем предсмертном вздохе. У него было стремление. Он хотел величия и славы, хотел завоевать сердце своей возлюбленной, но для его достижения юноша отбросил мудрость и совершил великое преступление, которое оказалось для него гибельным. В смерти он узнал, что происходит с теми, кто обходится без мудрости,
Честолюбие и ум никогда не должны быть раздельными стремлениями, и то же самое можно сказать о рыцарстве и стойкости. Ибо величие без мудрости несостоятельно, а мудрость без величия неслыханна.
— Истинная мораль этой истории, — сказал Том, — по-видимому, что разделять учеников по их качествам — ужасная идея, поэтому это распределение по определению бессмысленно, — он не видел причин быть вежливым, ведь Шляпа могла читать его мысли.
— В нём столько смысла, сколько Вы его ему придадите, — сказала Шляпа с сухим смешком. — Возвращаясь к Вашему распределению…
— Подождите, Шляпа! Как ученик мог научиться «в смерти»? — спросил Том. — Он же мёртв. Как это возможно?
— А это, я полагаю, история для следующего раза.
— Я хочу знать! — потребовал Том. Он решил немного надавить на Шляпу. Она не была животным или пьяной настоятельницей, но, раз она могла говорить, может, у неё был разум. А любой разум может быть принужден.
СКАЖИ СЕЙЧАС ЖЕ…
— Значит, мистер Риддл, — заговорила Шляпа в голове Тома, — Вы сможете получить ответы, которые ищете, отправившись в СЛИЗЕРИН!
Том не жалел, что был в Слизерине.
Зелёные подкладки его мантий шли к его цвету глаз, волос и лица. Зелёный свет подводных окон придавал ему серьёзность и загадочность, а не делал его бледным и больным, как Лестрейнджа и Нотта. Ему импонировал утончённый вкус тех, кто отвечал за убранство гостиной и спален Слизерина. Круглый год топились камины, поэтому, в отличие от остальных холодных и влажных подземелий, жилые пространства Слизерина всегда были тёплыми и сухими. А на столбиках его балдахина были выгравированы змеи.
Сначала это было немного странно, что к нему там относились не так, как к остальным. Стол Слизерина не хлопал ему, как Трэверсу, которого распределили сразу после него. Никто не разговаривал с ним и не смотрел в глаза — но они смотрели на его мантии, — не передал ему щипцы для еды, когда она появилась на столе. Тому было всё равно. Там было много других блюд, из которых можно было выбирать. Он ничего не ел целый день, кроме тарелки пустой овсяной каши на завтрак: на тележке «Экспресса» в ассортименте были только леденцы и сладкая выпечка, никакого нормального обеда, но и не сказать, что у него были деньги, чтобы совершать такие покупки.
Том привык, что к нему относились по-другому, это не было для него проблемой. И со временем он нашёл себе место в иерархии первокурсников, и теперь они тоже относились к нему по-другому, но не потому, что они смотрели на него, как дикие собаки на антилопу с повреждённой ногой.
До этой поры он не размышлял, как бы было, если бы его распределили на другой факультет.
На следующий день после Рождества Том решил спросить у Гермионы о её факультете.
Гермиона сидела в самом конце единственного длинного стола в центре Большого зала, и Том сел рядом с ней. Даже с сокращённым населением замка ученики делились по факультету и году. Было небольшое смешение в факультетах по годам, но не особенно сильное, а поскольку Том был одет в свою
Он заметил, что большинство маглорождённых, когда не были на уроке, не носили свои школьные мантии поверх рубашек и брюк. Это было ожидаемо, но неофициальным правилом было, что ученики должны наряжаться к ужину. Том слышал, как слизеринцы за едой комментировали неряшливый вид тех, кто был ниже по статусу крови, поэтому лично он следил за тем, чтобы надевать мантию, когда покидал жилые помещения Слизерина.
Том держал свои мысли при себе о том, кто одет неряшливо, а кто нет. Он видел одного магглорожденного старшекурсника из Гриффиндора, который пришел на рождественский ужин в официальном вечернем костюме, включающем в себя чёрный фрак и высокий накрахмаленный воротник, царапающий подбородок. Этого же гриффиндорца он видел за завтраком по выходным, одетого в полный костюм из охотничьего твида и броги, а в другой день — в брюках-галифе и чулках под плащом для верховой езды.
(Том полагал, что задирать нос перед укоренившейся аристократией гораздо проще, если ты сам был аристократом.)
— Каково это, быть в Рейвенкло? — спросил Том, когда остатки ужина были убраны со стола.
— Это твоя попытка выведать секреты факультета? — ответила Гермиона, промокая губы салфеткой, прежде чем положить её на пустую тарелку. Она исчезла через мгновение. — Я слышала, что в Общей гостиной Хаффлпаффа есть то ли дверь, то ли проход, который ведёт напрямую на кухню. У них есть общая жестянка с печеньями, и каждую пятницу и воскресенье они вместе пьют какао.
— Что ж это за «секрет», если даже ты знаешь про это?
— «Даже ты»? В смысле! — сказала Гермиона, возмущённо пыхтя. — Это не прямо-таки секрет, они тебе про это расскажут, стоит лишь спросить. В любом случае, я не верю в «факультетские секреты». Там нет никаких секретов, только малоизвестная информация, о которой никто не знает, потому что никто не потрудился почитать «Историю Хогвартса».
Том взял эту книгу в библиотеке, но бросил её, стоило ему прочесть имя автора на обложке. Она была написана той же старой перечницей — кхм, прославленным историком, — которая написала учебники по истории магии. Оказалось, что она вела этот предмет в прошлом веке, пока их обожаемый профессор Катберт Биннс не занял её место.
— Местоположение Общей гостиной Слизерина считается «секретом факультета», — заметил Том. — Старосты нам сказали в первый день, что никто, кроме слизеринцев, не видел её на протяжении пяти веков, и, если они застукают, что кого-то пустили внутрь, они устроят голосование факультета по поводу наказания, потому что с тех пор, как его в последний раз применяли, прошло столько времени, что они уже забыли, какое оно было.
— Ты выставляешь Слизерин в ужасном свете, — Гермиона потрясла головой. — Никто из наших старост не давал нам никаких похожих правил. Это было скорее: «Не сорите, помните о своих библиотечных сроках, и если вы оставите книгу в Общей гостиной, не злитесь, что она пропадёт». Не припомню, чтобы кто-то говорил, что нам нельзя пускать никого внутрь, но я не представляю, как они могли бы это предотвратить, ведь наша система с паролями такая простая, — она скривилась. — Они говорят, что она надёжна, но теперь я понимаю, почему они нам сказали, что могут пропадать вещи.