Одного поля ягоды
Шрифт:
Гермиона считала, что у Тома был очень нездоровый взгляд на смерть и смертность, помимо его огромного недостатка восприимчивости к чувствам других людей. Она отмечала это раз или два в своих письмах, но Том сказал, что это были его искренние убеждения, и он не считает, что ему надо скрывать их. Он уважал её мнение, но почему она не может оказать ему чести проявить уважение и к его? Она не уважала его? Неужели она отвергала его убеждения, как это делали христианские миссионеры в Папуа, на Цейлоне и в Тонге, потому что, выросшие в кирпичных домах, — а не в общинных домиках, пальмовых хижинах или сиротских приютах, — они
Она не знала, что ответить на это, поэтому она ничего не сказала.
Когда Том говорил с ней через слова на бумаге, он был убедителен лишь потому, что выстраивал фундамент резонных замечаний. Но в жизни в свои самые страстные и убедительные моменты он даже не нуждался в этой прослойке резонности.
— Я не понимаю, почему ты не переживаешь из-за этого, — сказала Гермиона, царапая пером пергамент сильнее, чем требовалось. — Им раздали противогазы и эвакуировали половину детей из Лондона.
— Всё просто, — ответил Том. — Мы же не в Лондоне, разве нет? Никто в Хогвартсе не переживает, потому что все знают, что это самое безопасное место в Британии.
— Мы не проведём в Хогвартсе весь год, — заметила Гермиона. — Мама говорит, что хочет, чтобы я осталась тут на Рождество, потому что здесь безопаснее, чем в городе, и к тому же с нового года введут талоны. Но учителя не дадут нам остаться тут на лето, поэтому нам придётся вернуться в Лондон, неважно, что там будет происходить. И… И ты даже ни капельки не беспокоишься!
— Я всегда знал, что вернусь, — сказал Том, — я ничего не могу с этим поделать, — он наклонился вперёд в своём кресле, постукивая кончиком пера над бутылочкой чернил, чтобы стряхнуть лишние капли. — Понимаешь, Гермиона, как я уже говорил, приют Вула — это Ад на Земле. Перенеси ад на поле боя… Ну, ад остаётся адом, не так ли? Лишь одним уровнем ниже, если послушать Данте по этому вопросу. И в чём будет разница, когда к этому придёт? Больше сирот, меньше еды, никакого электричества и иприт{?}[Он же горчичный газ. Отравляющее боевое вещество, вызывающее нарывы на коже. впервые был применён немецкими войсками против английских в 1917 во время Первой мировой] на сдачу. Я всё это уже видел, ну, кроме иприта, разумеется. К счастью, я слышал, что каждому положен бесплатный противогаз.
У Гермионы упала челюсть:
— Я буду считать, что твоё безразличие — это стратегия выживания. Правда, не очень хорошая. Я не рассчитываю, что ты из тех, кто будет рыдать, но я никогда не стану осуждать тебя за это — каждому иногда надо хорошо выплакаться, — она прочистила горло, не обращая внимания на раздражённый вид Тома, и продолжила: — Но ты прав. Если моей семье надо переживать о талонах, то твои условия будут ещё хуже. Мне надо подумать, как это исправить…
— Ты собираешься разгромить Германию и закончить войну? — с недоверием спросил Том.
— Нет, — сказала Гермиона. — Я собираюсь придумать что-то, чтобы сделать наше лето лучше или хотя бы безопаснее, если мы не сможем остаться в Хогвартсе или использовать магию без угрозы отчисления. Мама говорит, если в Лондоне будет слишком небезопасно, нас соберут и эвакуируют в деревню. А если мы всё время будем вне Лондона, то не только не сможем видеться друг с другом, но и не сможем поехать в Косой переулок, и тогда мы начнём факультативы третьего курса без учебников!
Гермиона практически
(Тома забавляли маниакальные учебные привычки Гермионы, и он не раз называл её педантом. Гермиона не понимала методов занятий Тома: он ходил кругами, запоминая основные мысли лекций, пока его самопишущее перо набрасывало заметки его потока сознания. Он едва ли делал записи на занятиях, и, когда она смотрела через его плечо, в основном это были сокращения и отсылки к книгам и авторам вне списка дополнительного чтения от преподавателей.)
— Тогда что ты собираешься делать? — спросил Том, с интересом подняв брови.
— Я попрошу маму придумать, куда тебя поселить вне приюта, — твёрдо сказала Гермиона, не зная, как ей это удастся, но понимая, что, если Том пострадает, или его раздавит насмерть в переполненном бомбоубежище, она никогда себе этого не простит.
— Господи Боже, ты же не заставишь свою семью меня усыновить? — сказал Том, на его лице промелькнуло отвращение, но затем он сгладил его. — Я не нуждаюсь в семье, даже ради удобства.
— Чтоб ты знал, моя семья — замечательные люди! — сказала Гермиона, но не без толики желчи. — Мой отец считает, что у тебя светлый ум и хорошие перспективы, а моя мать… Ну, она нечасто говорит о тебе, но я никогда не слышала от неё ничего плохого. Ты им нравишься. Если бы ты не был волшебником, я уверена, они бы оплатили тебе учёбу в хорошем университете. Папа был впечатлён, когда я объяснила ему, зачем мне нужны его книги по латыни, — Гермиона остановилась на секунду, думая о последствиях. — И вообще, — она добавила, — мне кажется, «Том Грейнджер» — красивое имя. Оно тебе идёт.
Том закатил глаза:
— Ровно настолько, насколько тебе идёт «Гермиона Риддл».
— Тогда «Том Риддл-Грейнджер», — сказала Гермиона, улыбаясь.
Он состроил гримасу:
— У тебя ещё остались какие-то ужасные варианты, чтобы подкрепить свою веру в то, что члены семьи должны носить одну фамилию? Тогда попробуй повторить «Гермиона Грейнджер-Риддл» вслух три раза, прежде чем раскрыть рот.
— Думаю, маму хватит сердечный удар, — сказала она. — Но этот дефис, по крайней мере, придаёт аристократичное звучание.
— Отбросив лирику, это лучшая идея, что пришла тебе в голову? — спросил Том. — Или вы с семьёй собираетесь снимать комнаты в «Дырявом котле» всё лето? Это будет стоить больше сотни фунтов с учётом обменного курса. Твоя семья не нуждается в деньгах, но это всё равно огромная сумма для постоя в Лондоне. Особенно, если ты не знаешь, сколько это продлится, и тебе придётся делать так каждое лето, пока идёт война.
— Было бы дешевле, если бы моим родителям можно было бы снимать квартиру в Косом переулке, — проворчала Гермиона. — Было бы легче, если бы мы были достаточно взрослыми, чтобы снять её на своё имя. Нечестно, что мы, дети, должны сами придумывать решение, потому что директор и профессора и пальцем не пошевелят для этого.