Одного поля ягоды
Шрифт:
— Да?
— Твоя сова принесла тебе почту, пока тебя не было, — голос шёл от одной из её однокурсниц, Шиван Килмюр. Она была девушкой сдержанного нрава, с волосами такими светлыми, что её ресницы и брови были практически невидимыми. — Вот.
Шиван подошла к кровати Гермионы и бросила конверт на синее стёганое покрывало.
Гермиона подняла его и перевернула, чтобы изучить сургучную печать. Она была тёмно-бордовая, с изображением башни с двумя перекрещенными у основания мечами. Мастер оберегов, который увидел её рекламу в «Ежедневном пророке», прислал ей ответ.
— Где ты купила свою сову? — спросила
— А, — отрешённо сказала Гермиона, запуская палец под печать и соскабливая сургуч, — Том тренировал мою сову в течение лета.
Жиль привык приносить письма по утрам и вечерам, и он научился тихо сидеть на подоконнике, пока получатель не заберёт свою почту или не напишет ответ. Она не знала, что не все совы такие, но она знала, что Том доказал, что обладает удивительным умением обращаться с животными. Жиль никогда не бросал посылки в двенадцати футах{?}[чуть больше 3,5м] от стола, отчего всех вокруг окатывало молоком и горячей кашей. Он не воровал бекон и сосиски с тарелки, как, она видела, делают совы других учеников. И он никогда не оставлял мёртвых животных или другие отходы на окне её дома: мама бы не одобрила питомца, чтобы убрать за которым Гермионе бы надо было лезть по стремянке.
— Том? — нахмурилась Шиван. — Том Риддл?
— Да, тот самый Том Риддл.
— Тебе надо быть осторожной с ним, — голос Шиван неприятно изменился.
— Почему? — удивилась Гермиона, поднимая глаза от письма.
— Я слышала, как люди говорили, что он жульничает с домашними работами.
— Что?! — глаза Гермионы сузились. — Ты где такое услышала?
— Но это же, скорее всего, правда, — сказал Шиван. — У Риддла самые лучшие отметки из всех. Если бы он был в Рейвенкло, никто бы и не думал об этом — но он же в Слизерине. Говорят, слизеринцы сделают всё что угодно ради хорошей оценки.
— Никто не говорил, что слизеринцы не могут быть умными, — сказала Гермиона, опуская письмо, чтобы не порвать его своим кулаком, — или хаффлпаффцы, или гриффиндорцы, раз уж на то пошло, — она вспомнила, что Шляпа чуть не отправила её в Гриффиндор. — В любом случае, я слышала, что Шляпа предлагала определить Риддла в Рейвенкло, и он иногда одалживает книги в библиотеке нашей гостиной. Ему не нужна помощь, чтобы разгадать головоломки двери, и его не выгоняет Холбрук и другие старосты. Кто тебе сказал эту чушь?
Шиван сжала губы в тонкую линию и, избегая тяжёлого взгляда Гермионы, моргнула и поболтала ногами:
— Антонелла Эверард и Эвандина Чаффли в женском туалете на третьем этаже. Я слышала, как они говорят о нём, из кабинки.
— Они вруньи, — твёрдо сказала Гермиона. — Думаю, они просто злятся, что ученик не из «надлежащего волшебного материала» постоянно обходит их в рейтинге учеников.
— Но ни Эверард, ни Чаффли не принадлежат «Священным двадцати восьми»… — Шиван замялась. — Я никогда не слышала, чтобы они говорили, эм, ну, знаешь, — её голос опустился до шёпота, — слово на букву «г».
— Не обязательно использовать такие слова, чтобы быть отвратительным человеком. Я знаю, что Эверард однажды сказала за моей спиной, что у меня вид изуродованного
Шиван потрясла головой:
— Я всегда хорошо относилась к Эверард и Чаффли. Я знаю их семьи: они не соглашаются с травлей маглов. Они очень далеки от семей, которые хотят узаконить охоту на маглов.
Гермиона ужаснулась:
— Есть волшебники, которые хотят охотиться на маглов?!
Шиван стала пунцовой:
— Это веками было незаконно. Об этом не говорят в компаниях, и единственным людям, которые на это решаются, двести лет, и они происходят из определённых семей. Никто не обращает на них никакого внимания, только на их хранилища, полные золота, надеясь его унаследовать, когда они наконец-то сдадутся и дадут дуба. Эверард и Чаффли из хороших семей по сравнению с такими, — она почесала нос и добавила. — Пожалуй, это грубо с их стороны называть людей, как вы с Риддлом, ненадлежащим волшебным материалом, но, по крайней мере, они не отрицают, что вы оба волшебники. Они никогда этого не говорили, даже наедине.
«Маленькие благословения», — подумала Гермиона.
— Шиван, — она начала настойчивым голосом, — в следующий раз, когда ты услышишь, что они обсуждают Риддла в туалете, ты должна тут же доложить об этом их декану. Жульничество — это серьёзное обвинение, и с этим должен разбираться профессор Слагхорн. Посмотрим, что они скажут на это.
Шиван кивнула:
— Это разумная идея. Я не знаю, почему они не принесли доказательства профессору вместо распространения сплетен… Мерлин, если только они правда выдумывают истории о нём.
— Если ты всё ещё считаешь Риддла жуликом, можешь последить за ним на трансфигурации. Сама увидишь, какой он волшебник, — сказала Гермиона. — Профессор Дамблдор бы не позволил никакой бесчестности на своих уроках.
Гермиона вскоре вернулась к своему письму, а Шиван — к своему учебнику по зельеварению. Позже вечером, когда Гермиона писала своей маме, она поняла, что, не раздумывая, вступилась за Тома Риддла за вполне резонную претензию. Она была поборницей справедливого отношения ко всем, но одна лишь история о сплетнях девочек из туалета спровоцировала в Гермионе бурную реакцию, мгновенную защиту Тома.
Но Том же делал то, в чём его обвиняли. Он жульничал с домашними работами. Просто не со своими.
(«Я лишь позволил мошенничеству случиться, — сказал бы Том. — Есть разница».)
Её нравственное отношение к жульничеству не менялось. Ей не нравилось ни собственное мошенничество, ни помощь с мошенничеством другим… Но обидные обзывательства за спиной ей нравились ещё меньше. Её не прельщала мысль о том, чтобы вставать на чью-то сторону, — казалось, что она одобряет действия одной стороны и осуждает другую, — но, если бы ей надо было выбрать, это была бы не сторона тех, кто говорил о ней такие вещи, как Антонелла Эверард.