Охота на охотника
Шрифт:
И это не было изощренным оскорблением.
О да, Наталье казалось, что природа одарила ее редкостным изяществом, хрупкостью, которая пленяла мужчин, а оказалось, это была обыкновенная незрелость.
– Твои женские органы, яичники и матка, недозрелы, вследствие чего, сомневаюсь, что ты в принципе способна к зачатию, - Затокин был правдив до боли.
– Это интересный феномен. Я буду рад, если ты позволишь с тобой поработать.
Что ей оставалось?
Только терпеть. Тайные визиты, о которых рано или поздно - она не сомневалась в том - станет известно мужу. И придется объясняться, и, даже замороченный своею любовью, всецело поверивший в нее,
У них, проклятых, не было секретов.
А если так...
Затокин окончательно разувидел в ней женщину. Он делился силой, что-то менял в ее теле, и это оборачивалось долгими нудными болями, будто ее разрывает изнутри. Порой эти боли совершенно изматывали, сил не оставалось даже на то, чтобы противостоять гнусной бриттке Аликс. А та, ощутив слабость соперницы, воспряла духом.
Заговорила о недостойном поведении.
Морали.
И о том, что женщина, не способная исполнить свой долг, вовсе не женщина... тварь.
Кажется, именно тогда Наталья начала их ненавидеть. Всех. За лживость. За лицемерие. За то, что они своим существованием отравляют жизнь.
Свергнуть?
Помилуйте, подобных мыслей у нее не было. Это же глупо, избавляться от того, от кого зависишь. И да, было время, когда идеи революционные премного занимали мысли Натальи, но после она осознала, что собственные проблемы ей куда ближе народных.
Смута случилась и без ее участия.
К этому, если разобраться, все и шло. Ослабленная многими войнами страна вдруг оказалась втянута в новую, опустошающую, захватившую половину мира. И в отличие от прочих, именно эта война затронула весьма многих.
Толпы беженцев.
Армия, высасывавшая и без того немногие силы империи.
Голод, несмотря на все усилия министров. Реформы, которые должны были бы облегчить жизнь народу, а вместо этого, как бывает, ее осложнили. Разоренные деревни и болезнь, которая очнулась где-то на задворках империи, быть может, в тех самых окопах, где и без того хватало заразы.
Настроения витали в воздухе.
Они были очевидны и даже Михаил злился, говоря брату, что так не может продолжаться, что нужны активные действия и...
...бунт генералов.
Могилевское отречение, новость о котором разнеслась по телеграфным нервам. Смущение. Гнев... и понимание Натальи, что нынешнее ее положение стало еще более шатким.
Глава 15
Глава 15
– Вы должны осознавать, что я, несмотря на весьма близкие отношения со многими из тех, кто вошел в состав Временного правительства, была прежде всего супругой великого князя, - лицо Брасовой слегка разгладилось, однако не стало более красивым.
– И я уговаривала Михаила немедленно принять власть. Не потому, что желала примерить венец императрицы, в тот момент я меньше всего думала о подобном, но... мною двигал страх. Я весьма остро ощущала разрушительные настроения, охватившие город. И понимала, что крови не избежать, все дело в том, какой она будет.
Старуха положила дрожащую руку на колени и слегка согнула пальцы.
– Видите... я и перо-то держать не способна... а тогда... тогда я уговаривала мужа... не только я... многие понимали, что грядут перемены и желали, чтобы были они не столь радикальны. Что стоило ему объявить себя императором? Все же знали, что мальчишка Аликс болен, что он не справится со страной, не сейчас... Господи,
И ничего не вышло.
На морщинистую ладонь села бабочка.
– Я чувствовала, что мы стоим на краю. Они... на них мне было плевать. Но я не собиралась умирать вместе с ними. Ко всему я поняла, что стараниями Затокина нахожусь в том положении, которое принято называть интересным. Хотя, помилуйте, ничего-то интересного в нем не было. Отвратительно, когда тебя постоянно мутит, голова кружится, а сила то уходит, то вдруг накатывает так, что сдержать ее нет никакой возможности.
– И вы...
– Я решила уйти. У меня были знакомые за границей, и я здраво полагала, что смогу устроиться.
– А ребенок...
– Не буду лгать, мое состояние пугало меня, поэтому я всерьез рассматривала возможность от него избавиться.
– И почему...
– Потому что он и без того дорого стоил. Я не привыкла просто отказываться от цели.
...и наверняка все-таки где-то в глубине души верила, что, вполне возможно, все еще продолжала надеяться на что-то большее...
Не ответит.
Брасова разглядывает бабочку с видом пресосредоточенным, и только губы беззвучно шевелятся. Заглянуть бы в ее мысли...
– Я говорила ему, что если мы останемся, как он того желает, то погибнем... ждать? Чего? Дивизий, которые увязли на западном фронте? Генералов, во многом довольных переворотом? Они давно желали реформ и, получив реальную власть, вряд ли были готовы с нею расстаться. Это позже к Гостомыслу стали присоединяться якобы из верноподданических чувств, а в реальности просто поняли, что по одиночке их уничтожат. Вспомни хотя бы Северинцова. Сколько за ним пошло... объявил свободными земли, золото с Ахтюнских приисков изъял, только куда оно подевалось? А сам Северинцев? Не важно... главное, нельзя было ждать. Не здесь во всяком случае. Выехать за границу. Получить поддержку. Да, за нее пришлось бы платить, не без того, но что бывает даром? Он же уперся... без брата никуда не двинется... и да, он был рад моей беременности... и согласился переправить меня в безопасное место. Имелся у Затокина человек со связями на границе.
Она замолчала и молчание это тянулось нитями тягостных воспоминаний. Бабочка поднялась с ладони, закружилась, роняя капли пыльцы с крыльев. И в неровном полете ее виделось нечто исключительно важное. Димитрий моргнул, избавляясь от наваждения.
– За что вы его убили?
– Полагаете, убила?
– Практически уверен. Если бы не это, то вы бы, думаю, не стали скрываться. Явились бы к Александру. Вы бы взяли все, что можно, а вместо этого притворяетесь старухой.
– Я не притворяюсь. Я и разговариваю-то с вами лишь потому, что никто, даже эта тварь Одовецкая, мне не поможет....